Когда я снова открыл глаза, я был человеком, хотя мой зуб больше не был сколотым. При этой мысли я улыбнулся. Также я теперь знал, насколько тонкой была линия между реальностью и иллюзией. В каком-то фундаментальном смысле моё тело было производной моего «видения». Если я менял то, как я о нём думаю, то оно менялось в ответ.
Мне пришло в голову, что мне следует проверить мою теорию. Я снова закрыл глаза, но голос Мойры нарушил мою концентрацию.
— Не надо, — сказала она.
— Что не надо? — спросил я.
— Не пытайся это делать… ты ещё недостаточно научился. Смена формы в некотором смысле является простейшим навыком, но также наиболее полным опасностей. Единственное, что тебе следует пытаться делать, пока ты хоть немного не научишься — это то, что ты сделал только что: возвращаться к своей надлежащей форме, — ответила она.
— Как ты узнала, о чём я думал?
— Я исполняла обязанности твоего майллти, поскольку ты в таковом сильно нуждаешься. Я «слушаю» тебя, насколько могу, — ответила она.
— Ты можешь видеть мои мысли? — с любопытством спросил я, и, возможно, втайне слегка встревожившись.
Она улыбнулась:
— Не совсем. Я могу предвосхитить твои действия и чувствовать некоторые из твоих эмоций, но я не знаю точно, что именно ты думал.
По какой-то причине именно в этот момент ко мне вернулись мои нормальные человеческие эмоции — пока я был в форме земляного гиганта, я чувствовал лишь гнев — эмоцию, которую я ощущал, когда изменился. Теперь, когда я снова был из плоти и крови, у меня, похоже, снова появился мой нормальный «размах», и ко мне вернулось моё горе, затопив меня подобно реке печали.
— Так ты теперь можешь чувствовать мои эмоции? — сказал я голосом, лишённым эмоций, которые я ощущал.
Хотя она состояла из земли, черты лица Мойры были такими же тонкими, как у любого смертного, и её глаза явили глубокое сочувствие.
— Да, я чувствую твою печаль. У меня и у самой были такие времена.
— Но разве ты не слышишь вопрос в моём сердце?
— Нет, — ответила она.
— Сегодня я видел силу, которой обладаю. Силу настолько великую, что она может всё уничтожить, однако я не смог защитить тех, кто мне дороже всего. Я хочу знать — почему? Почему? — задал я вопрос, ощущая, как возвращается мой гнев, но на этот раз я не позволил ему затопить себя.
Пока я говорил, выражение лица Мойры изменилось, стало строже:
— Слушай меня, сын Иллэниэлов, и я скажу тебе то, что многого мне стоило, однажды, давным-давно, за века до твоего рождения. Способность уничтожать — это самая меньшая форма силы, хотя это — первая форма, какую принимает любая сила. Даже младенец способен уничтожать, каким бы слабым он ни был. Использовать свой талант, чтобы строить, создавать или восстанавливать — это великие формы силы; и эти формы требуют времени и развития, чтобы созреть.
Я внимательно слушал, несмотря на свои гнев и печаль, даже тогда мой разум работал, глядя вперёд.
— А что насчёт силы защищать? — спросил я.
Она закрыла глаза:
— Это — иллюзия. Нет силы для защиты, есть лишь для уничтожения и создания заново. Защита — порождение разума и хитрого применения силы для манипулирования действиями тех, кто желает тебе вреда, но она не является порождением силы самой по себе.
— Бессмыслица какая-то. Если ты пытаешься уничтожить что-то или кого-то, а я не дам тебе это сделать, то я применил свою силу защищать.
— Как ты мне помешаешь? — ответила она. — Ты лишь уничтожишь меня, либо используешь угрозу уничтожения, чтобы изменить мои действия. Защита кого или чего угодно — лишь вторичный, а не первичный результат силы. Сила лишь создаёт или уничтожает.
Я не хотел с ней соглашаться, но не мог найти изъяна в её логике. Устав, я решил отложить эту дискуссию на другой день:
— Мне не нравится твой ответ, но я слишком вымотан, чтобы его обсуждать.
Она продолжила:
— Всё это безотносительно другого момента, который ты должен осознавать…
— А именно?
— Как я уже говорила тебе, архимаг не обладает силой, он «становится» ею. Сила, которую ты используешь — не твоя собственная, ты лишь заимствуешь её, и если ты используешь её слишком много, то она будет владеть тобою. Помни об этом.