Движением, казавшимся почти вялым, сияющий бог швырнул Дориана через помещение. Закованное в броню тело моего друга впечаталось в стену так сильно, что стена прогнулась наружу, и камни пошли трещинами, а затем он без движения упал на пол.
Пока внимание Сэлиора было обращено на Дориана, давление нас, остальных, ослабло. Услышав возглас боли, я увидел, как Роуз встала с возвышения, сжимая окровавленный кинжал. Истекающий кровью Эдвард лежал у неё под ногами.
Когда Сэлиор снова обратил на нас своё внимание, давление снова усилилось, и у Роуз подогнулись ноги. Упав на колени в кровь Короля, она всё же засмеялась:
— Всё тебе не заполучить, — сказала она голосом столь тихим, что его было почти не слышно.
Все в помещении снова попадали на колени, включая теперь Пенни и Сайхана. Мой взгляд нашёл Пенни, и на миг мы снова были вместе, несмотря на разделявшее нас расстояние. В осунувшемся лице Пенелопы я увидел страх и истощение, а также беспокойство — за меня, наверное. Тем не мене, я ощутил, как при виде её у меня в груди расцвели маленькие бутоны надежды.
Внимание бога полностью обратилось на Роуз — он поднял руку, и над ней зажёгся маленький огненный шар.
— Ты вызвала моё неудовольствие, дитя. Я думаю, что ты, пожалуй, сгоришь первой, — произнёс он, и, изогнув кисть, небрежно бросил в неё пламя.
Черпая из резервов, о существовании которых я и не догадывался, я каким-то образом возвёл перед ней щит, заставив пламя скользнуть вбок, где оно мигнуло, и умерло. Бог засмеялся, и посмотрел на меня:
— Ты поражаешь меня, волшебник. Я думаю, что ты достиг своего предела.
Непрекращающееся усилие по защите своего разума от его силы вымотало меня, и я обнаружил, что мне трудно найти острый ответ. Лучшим, что я смог, было:
— Это лишь показывает твоё невежество.
Сэлиор нахмурился, и, протянув руку в мою сторону, сказал:
— Научись смирению, — повёл он ладонью к полу, будто давя вниз.
Давление на мой щит и разум увеличилось в несколько раз, и я рухнул на пол. Боль пронзила меня, когда мой щит исчез. Втянувшись внутрь себя, я попытался защитить свой разум, но воля Сэлиора пронзила меня, и ощущение было таким, будто мне в череп вгоняли кинжалы. Кровь закапала у меня из глаз, и я услышал свой собственный крик.
Весь мой мир растворился в агонии, и я почувствовал, как моё ощущение собственного «я» ускользает прочь. В отчаянии спастись от боли, моё тело свернулось клубком, а мои пальцы вцепились в твёрдый пол. «Камень!» — это единственная мысль заполнила меня, и дала мне сосредоточение, пока я пытался сохранить остатки моего разума. Вспомнив о камне, который мне когда-то дала Мойра, чтобы я придал ему форму, я попытался сымитировать его. Отказавшись от своей человечности, я попытался стать камнем… ибо камни не чувствуют боли.
Те мне менее, острые шипы мыслей Сэлиора обхватили мой истерзанный разум, и даже через свои страдания я услышал его голос, отражавшийся эхом у меня в голове:
— Ты думал, что у тебя была сила защититься, смертный? Я позволил тебе поверить в это лишь затем, чтобы увеличить твои позор и страдание.
Я был полностью ослеплён агонией, однако я каким-то образом всё же мог слышать. Прозвучал резкий вскрик, и я узнал голос Роуз. За ним последовал мучительный вопль, и Сэлиор снова заговорил:
— Ты желаешь помешать мне, убив своего Короля? Смотри, и познай отчаяние, — выдал он. Помедлив какое-то время, он снова заговорил: — Вставай, Эдвард, Король Лосайона, твои раны не были смертельны.
— Морт! Морт! Ты меня слышишь? — голос Пенни прозвучал рядом с моим ухом, и я каким-то образом понял, что она гладила меня по лбу, хотя не мог этого ощущать. Единственным оставшимся в моём теле чувством была нескончаемая жгучая боль. Моим глубочайшим желанием было ответить ей, но я не мог. Вместо этого я сосредоточился на единственной вещи, которая, похоже, могла избавить меня от пытки Сэлиора — на образе камня, который я держал у себя в сознании.
Моя сосредоточенность возросла, и разрушительная агония стала стихать, когда я ощутил, как мой сознательный разум твердеет. Наконец я смог снова открыть глаза, и увидел, как надо мной склоняется Пенни, прикрывая меня. Через её плечо я уловил приближающегося гневного бога.
— Ты думаешь защитить его, женщина? Теперь он тебе бесполезен. Я сделаю его смерть долгой и мучительной. Тебе следует больше беспокоиться о себе, — объявил Сэлиор с широкой улыбкой, красота которой заставила бы смеяться детей.