На него наседали с двух сторон. Сетис изо всех сил пытался мыслить ясно.
— Не знаю. Меня там не было.
— Небольшой предмет, завернутый в ткань. Тяжелый. Она отнесла его во дворец Архона, а там ты был.
Он опустил глаза. От изнеможения подкашивались ноги, побои нещадно болели.
— Это была… сфера.
Аргелин и Гермия переглянулись. Генерал подошел ближе; его голос изменился.
— Что за сфера?
— Серебряная. Очень древняя.
— Где она ее взяла?
— Не знаю. — Сетису на плечи как будто навалилась неимоверная тяжесть. Отчаянно хотелось воды, свежего воздуха.
— Сфера была покрыта письменами?
— Да. — Еле слышный шепот.
Аргелин кивнул.
— Наверняка тебе дали ее расшифровать. Мальчишка неграмотен, девчонка ненамного лучше. Ты прочитал?
Юноша от безысходности кивнул. Перед глазами на миг появился образ Мирани со Сферой в руках. Внезапно он увидел то, чего не позволял себе заметить тогда, — она за ним наблюдала. Испытывала. И он выдал себя — в его глазах вспыхнул жадный интерес. Она это почувствовала. И не хотела отдавать Сферу.
Недоверие Мирани оскорбило его. Он дерзко вскинул взгляд.
— Это указания, как найти воду в пустыне, и карта пути к Колодцу Песен. — Он встал, взял со стола кувшин и налил себе воды. Руки дрожали, несколько капель пролилось на бумаги. Он выпил — Аргелин и Гермия не спускали с него глаз. Закончив, он с нарочитой медлительностью опустил чашу. — Значит, этого вы от меня и хотите? Чтобы я отдал ее вам и чтобы они все вместе с Алексосом погибли от жажды в пустыне? Или изменить указания и завести их в погибельную глушь? Это и есть моя плата за должность квестора?
Аргелин улыбнулся. Подошел, сел на кушетку и тихо произнес:
— Нет. Я хочу, чтобы они шли по пути, указанному на карте. Если там кроются опасности, пусть первым на них наткнется Архон. А ты будешь шпионить для меня. Передашь копию карты офицеру, который отведет тебя в Город. Пока ты перерисовываешь, он будет стоять у тебя за спиной. Мне тоже хочется знать дорогу к Колодцу Песен.
Весьма довольный собой, он обернулся к Гермии. Но лицо Гласительницы было холодно. Она сказала:
— Слишком много вопросов осталось без ответа. Принц Джамиль рассердится. Оракул запретил ему приближаться к пустыне, а другие все-таки туда идут.
— Ничего подобного. Никому по-прежнему нельзя отправляться в путь, пока Архон не завершит свое паломничество.
— И этот мальчишка. Если он в самом деле Архон…
— Это не имеет значения, — тихо произнес Аргелин и взял ее за руку.
— А для меня — имеет! — Она вырвалась, отошла.
Сетис почувствовал, что о нем почти забыли. Между генералом и Гласительницей с новой силой вспыхнула былая вражда. Аргелин встал, его лицо потемнело. Он обернулся к Сетису.
— Слушай внимательно. Как только вы найдете Колодец Песен, ты должен сделать так, чтобы Архон не вернулся.
От ужаса у Сетиса перехватило дыхание.
— Я вам не убийца.
— Ты сам удивишься, когда поймешь, как это легко. Падение с высокой скалы. Да. Несчастный случай. Не пытайся меня предать или вести двойную игру. Здесь остаются твои отец и сестра, и уверяю тебя, я без малейших колебаний обрушу на них свой гнев. На рынок поступят еще два раба, и кто знает, в чьи руки они попадут? А когда вернешься — один, — тебя будет ожидать должность квестора. Усердно работай на меня, и твоя карьера обеспечена. А теперь иди.
Сетис посмотрел на Гермию. Ее лицо было непроницаемо, но глаза пылали гневом. Она бросила на него пристальный взгляд. Юноша отвернулся и пошел к двери.
В коридоре, как только за ним захлопнулась тяжелая дверь, он закрыл глаза и содрогнулся всем телом. По спине ручьями струился пот. Колени подкашивались. Он поглядел на изображение Царицы Дождя, потом отвел глаза и горестно вздохнул. Душу выжгло отчаяние.
— Видишь, папа, — прошептал он в темноту. — Кажется, ты все-таки получишь то, чего желал.
Четвертый дар
Прядь волос
Я превратил яблоки в звезды: белую как бриллиант, синюю как сапфир, красную как рубин. И спрятал их на небе, среди мириад им подобных.
И реки иссякли.
Я был Расселоном и в его теле блуждал по дворцу, погрузившись в молчание. Видел, как рыбы хватают ртом воздух в пересыхающих прудах, как фламинго выклевывают что-то в растрескавшихся руслах, как вянет урожай, как по детским лицам ползают мухи.
Стыд сжигал меня сильнее лучей солнца.
Несколько жизней подряд я искал Колодец.
Что я должен сделать, чтобы снова найти его?
Заходящее солнце палило немилосердно. Его косые лучи окрашивали алым пламенем далекие хребты Лунных гор и плясали на свирелях музыкантов, выстроившихся внизу, на дороге.
Оно заливало огнем маску Архона, и небо на западе превратилось в пылающую печь, а море переливалось мрачными пурпурными и сумеречно-синими бликами. Мирани сплелась руками с остальными Девятерыми и через прорезь в маске уголком глаза заметила, как из волн выпрыгнул дельфин. Плеснув в воздухе хвостом, он опять ушел в воду. За ним показались еще и еще один, целая стая, и у всех на мокрых спинах сияли красные отблески заката.
Посреди священного круга стоял Алексос. Перед ним разверзалась темная расселина Оракула, оттуда поднимался едва заметный дымок, на иззубренных базальтовых скальных краях осели кристаллы серы.
Алексос опустился на колени. Маска Архона, золотая, украшенная ляпис-лазурью и перьями, была для него великовата, но он поднатужился и осторожно приподнял ее обеими руками, и девушка увидела, что его лицо разгорячилось, черные волосы взъерошились.
Он сдул волосы с глаз и положил маску на землю.
Девять тихих фигур в платьях, трепещущих на ветру, затянули песню. Печальный мотив, древний и простой, складывался не из слов, а из звуков — из стрекота цикады, уханья совы, шороха скорпионьих лапок. Звуки становились громче, и вместе с ними усиливался ветер. Девятеро притопнули ногами, пошли хороводом, медленно покачиваясь, и над ними плыли и зависали пары, поднимающиеся из недр Оракула; вдохнув, Мирани ощутила их едкую власть. В кругу резвились обезьянки, она их видела, они проскальзывали между Криссой и Иксакой, одна из них вцепилась Иксаке в юбку. Пришли и змеи — целый клубок, копошась, выполз из расселины, распался и опутал каменные плиты мостовой. Прибыли существа летающие — птицы, летучие мыши, гарпии с человеческими лицами. Совершая бесконечный хоровод, Мирани увидела, как посреди колышущегося круга Алексос спокойно срезал прядь волос, опустился на колени и бросил ее в расселину.
— Дар от меня самого мне самому, — прошептал он. — От света — темноте. От звука — безмолвию. От живого — мертвому.
Одурманенная едким дымом, Мирани скорее догадывалась, чем видела, как падают срезанные волосы, падают всё ниже и ниже в глубины земли, падают ей на плечи, оседают, как сухая пыль из туманных сумерек. Волосы рассеялись по камням, будто мелкий дождичек — нечастая радость после восшествия Архона, вялая изморось, слишком слабая, неспособная наполнить оросительные каналы и напоить поля.
Алексос встал, снял сандалии, связал их и повесил на шею. Стиснул деревянный посох, который протянула ему Гласительница. На миг его темные глаза встретились со светлым, как стекло, взглядом Гермии, потом маска Гласительницы медленно повернулась вбок, как будто девушка хотела что-то прошептать ему. Но слов не прозвучало. Вместо этого Гласительница опять вступила в круг танцующих.
Постепенно звуки стихли. Девятеро стояли в молчании. Пламя в небесах почти погасло, с моря налетали порывы прохладного ветра. Мирани задыхалась, перед глазами всё плыло. По ногам проползали мелкие существа. В воздухе крошечным облачком заплясали светлячки.
Алексос сказал:
— Здесь я начинаю мой путь, здесь он и закончится. Я, Расселон и Хореб, Антиниус и Алексос, Архон нынешний и будущий, Воплощение Бога на Земле, Ярчайший, Мышиный Бог, Солнечный Всадник, начинаю свой путь. Я изопью из Колодца Песен. А до моего возвращения молитесь за меня.