Шакал и глазом не моргнул. Только отшвырнул пустую флягу.
— Это для твоей же пользы. Скажи ему, Архон.
— Орфет, он прав, — грустно произнес Алексос. — Я же тебе говорил не брать вина.
— Еще есть? — поинтересовался грабитель могил.
— НЕТУ!
— Лис!
Ловким движением Лис отшвырнул в сторону мешок Орфета, Шакал подхватил его и стал рыться, не обращая внимания на протестующие вопли и ругань толстяка. Но когда он вытащил вторую флягу, музыкант умолк. Шакал посмотрел на него в упор.
— Не надо! — прохрипел Орфет и обернулся к Алексосу. — Послушай, дружище. Всего одна фляга! И всё. На всю эту пустыню! Скоро мы будем умирать от жажды и молить о глотке. Не позволяй ему. — Он облизал губы, глядя на Шакала. — Не позволяй!
Сетис никогда не видел, чтобы люди так менялись. Грубоватый добряк Орфет, неугомонный бесшабашный музыкант был напуган до смерти, в отчаянии униженно корчился и извивался. Алексос замялся. Но когда поднял глаза — взгляд его был чист и безжалостен.
— Так надо, Орфет.
— Конечно, надо, — подтвердил Шакал и сломал пробку. — Иначе нельзя. Кочевник сказал правду: в пустыне человек как на ладони. Мы должны доверять друг другу. От этого зависит жизнь каждого из нас. Орфет не ответил. Его тело обмякло; Лис выпустил его, и он чуть не упал лицом вниз. Маленькие глазки не отрываясь следили за тонким ручейком вина, с влажным бульканьем вытекающего в песок. Через миг оно впиталось в пыль и исчезло.
Воцарилось молчание. Сетис внутренне напрягся, ожидая взрыва, драки. Но Орфет стоял как громом пораженный. Потом шагнул вперед, подхватил свой мешок и закинул за спину. Поплелся вперед, мимо своих спутников, не сказав ни слова даже Алексосу. Великан сжался, даже ростом стал как будто меньше, словно из него выпустили боевой дух.
Лис спрятал кинжал в ножны и подошел к Шакалу.
— Это только начало, вожак.
— Знаю. — Шакал задумчиво глядел вслед толстяку. — Следи за ним. Отвечаешь головой.
Лис скривился, уголки беззубого рта опустились.
— Я ему не нянька.
— Нянька ему понадобится.
Одноглазый бандит кивнул, сунул кинжал за пояс, увешанный бесчисленными ножами.
— А если с ним будет слишком много хлопот?
Шакал бросил взгляд на Сетиса и Алексоса.
— Тогда оставим его где-нибудь. На корм стервятникам.
— Хорошо, что ты говоришь не всерьез, — сказал Алексос, подходя ближе. — А иначе я бы рассердился.
— Я говорю совершенно серьезно. — Рослый грабитель грациозно поклонился. — Ваше святейшество.
Сетис был уверен, что Шакал не шутит. Пока они считают, что Алексос знает дорогу, мальчику ничего не грозит, но его самого и Орфета охотно принесут в жертву при первом же удобном случае. Они должны держаться вместе и прикрывать друг друга, хотя толстяк погрузился в свое горе, и от него сейчас никакого проку. Под жарким полуденным солнцем Сетис плелся последним, опустив голову, еле переставляя натертые ноги. Солнце уже обожгло ему лицо; он прикрывал щеки и губы краем плаща, но глаза, ослепленные сиянием белесых песков и трепещущим знойным маревом над пустыней, почти ничего не различали. Как и предсказывал старик, за минувший день дорога медленно пошла в гору, земля превратилась в нескончаемый пологий склон. Занесенная песком тропинка петляла среди камней. Вчера они прошли мимо рощи мертвых деревьев. Иссушенные стволы выгорели до белизны, стали такими хрупкими, что сломать их удалось безо всяких усилий, зато ночью им посчастливилось развести хороший костер. Пока все спали, на страже сидел сначала Шакал, потом Лис. Сетис хотел приглядывать за обоими, но от усталости мгновенно погрузился в глубокий сон, и Алексос разбудил его перед рассветом, усевшись на грудь. Они договорились выйти спозаранку и самую жаркую часть дня проспать где-нибудь в тени, хотя тень в этих местах — явление редкое, и дальше найти ее будет всё труднее и труднее.
Сетис брел последним и глазел по сторонам. Пустыня была не совсем безжизненной. Кое-где росли чахлые кустарники с толстыми мясистыми листьями. Попадались и норы, хотя до сих пор он не видел ни одной из крыс, о которых рассказывал старик. Может, они выходили только по ночам?
Замучили насекомые. Они с жужжанием вились около лица. Он отмахивался от них и глядел на идущих впереди спутников.
Орфет ушел далеко вперед, ковылял, спотыкаясь, с какой-то упрямой злостью. Алексос болтал с Шакалом; рослый грабитель шагал легко, без усилий. За ним шел Лис, настороженно посматривая то в небо, то на далекие холмы, изредка бросая взгляд на Сетиса.
А у юноши не шли из головы самые тяжелые мысли.
О том, как это сделать, если придется. Если ничего другого не останется. Алексос с жадностью исследовал всё вокруг: тыкал палкой в норы, шарил под кактусами. Всё его восхищало. Как легко было бы чуть-чуть подтолкнуть его, и пусть скользкие камни или зыбучие пески довершат черное дело. Слишком легко. Но едва эта мысль зародилась, Сетиса передернуло от омерзения, от ярости на самого себя. Алексос ему нравился. Мальчик был хоть и странным, но дружелюбным и совершенно бесхитростным. К тому же на этом дело не кончится: останутся еще Орфет и Шакал, хотя Сетис понятия не имел, как откликнется на такое дело Шакал, особенно если Колодец будет уже найден. А даже если они к тому времени еще не найдут Колодец, у него, Сетиса, останется его Сфера Тайн…
Только сейчас он понял, до чего же его утомили эти заботы. Надо перехитрить Аргелина! Он постарался наполнить душу уверенностью, поднял голову, вспомнил, как они, несмотря ни на что, всё же возвели Алексоса в Архоны. Он же Сетис! Прирожденный заговорщик, знающий все уловки! Кроме того, как только Мирани получит письмо, отец и Телия будут в безопасности.
На Острове.
Он нахмурился. Ему вдруг пришло в голову, что на Острове гораздо опаснее, чем в пустыне.
Для такого похода компания у них подобралась совсем не героическая. Воры, сумасброды, заговорщики. Никто не доверяет друг другу. Если бы здесь была Мирани! Хотя, быть может, она тоже ему не очень-то доверяет.
Когда солнце поднялось над головой, они остановились. Единственным убежищем в этой безводной пустыне были заросли колючих кактусов. Алексос заполз в тень и мгновенно уснул. Лис тщательно осмотрел землю, выискивая скорпионов, потом выпил глоток воды и свернулся калачиком. Из песка торчали наготове три его ножа.
Шакал сухо улыбнулся Орфету.
— Тебе уже легче?
Музыкант поднял на него красные глаза. Его руки тряслись.
— Будь ты проклят.
Рослый грабитель кивнул.
— Поосторожнее с водой. Береги ее. Ограничивай себя.
Орфет метнул на него убийственный взгляд и поднес к губам флягу с водой.
— Не беспокойся. Когда моя кончится, примусь за твою.
Шакал взглянул на Сетиса и лег, опираясь на локоть.
— Спи, толстяк, — спокойно сказал он.
Все уснули. Так, по крайней мере, казалось Сетису. Но через несколько часов, отлежав на камнях спину, он со стоном повернулся, открыл глаза и увидел, что Шакал уже на ногах, стоит на солнцепеке спиной к ним и смотрит на горы. В его позе сквозила пугающая напряженность, он, подняв голову, вперился в далекие вершины, и легкий ветерок шевелил ему волосы. Почувствовав на себе взгляд, он обернулся. Сетис в тот же миг закрыл глаза. А когда открыл опять, Шакал уже сидел, прислонившись спиной к груде вещей. Его странный пристальный взгляд скользил по бескрайней пустыне.
Ближе к концу дня они поднялись и пошли дальше, сквозь внезапно опустившуюся ночь, сквозь темноту, выросшую как будто из-под земли. Но далекие вершины, обитель богов, еще долго светились сквозь тьму. С наступлением темноты пустыня стала прохладнее, докучливых мух сменили ночные бабочки и тучи комаров, они кружились и плясали над какими-то им одним ведомыми местами. Ветер сначала усилился, потом, перед полуночью, прекратился, оставив после себя зловещую тишину. Шакал остановился и посмотрел на небо.
— Что, вожак?