— Я бы рада была!
— Леонидовы вeчныя разглагольствованiя! Деревня, простота жизни, природа… и таетъ. А самъ живо соскучится. (Машину, не безъ рeзкости.) Да, можетъ быть. Можетъ, останемся, можетъ, уeду. Не знаю. О мужe ничего не знаю.
— Конечно, послe столичной тамъ… жизни… театры, и прочее.
— Я ничего не знаю, Иванъ Иванычъ.
Изъ балконной двери входитъ Таня Лапинская, невысокая, худоватая дeвушка. Она съ купанья, въ мохнатомъ халатикe; голова повязана полотенцемъ. Увидeвъ Машина, прiостанавливается.
— Съ утра гости. (Оглядывая свой костюмъ.) Я вонъ въ чемъ. Ар-р-iядна, убираться мнe?
— Иванъ Иванычъ — свой.
— А коли свой, такъ свой. (Длинно протягиваетъ Машину руку.) Мое почтенiе. Нижайшее. Глубокоуважаемому сосeду.
— Да ужъ какъ тово… торжественно.
— Вы хорошiй дяденька. Старичокъ! Вамъ и уваженiе.
— Польщенъ… польщенъ.
(Арiаднe). — Писемъ нeтъ?
— А, все любовныя дeла. (Беретъ письмо съ подзеркальника.) Получай.
(отходитъ къ окну, рветъ конвертъ). — Ничего не любовныя. Ври на меня.
— Иванъ Иванычъ, а вы часто получаете любовныя письма?
(улыбаясь). — Письма… Письма. (Вынимаетъ изъ бокового кармана письмо.) Мнe сосeдъ пишетъ… клевера нeтъ ли на продажу. А ужъ гдe тамъ продажнаго… самому бы убраться, съ покосомъ. Эхе-хе, хозяйство. Тамъ ржи… посeвъ. Время то идетъ… Осенью зайчишекъ пострeляешь.
(улыбаясь). — Съ кeмъ тутъ и романы заводить!
Лапинская дочитала письмо, спрятала его и, мурлыкая, начинаетъ слегка вальсировать. Приблизившись къ Арiаднe,беретъ ее и пробуетъ изобразить danse de l’ours. Входятъ Полежаевъ и Игумновъ, прiодeтые, въ болeе приличномъ видe.
(негромко, равнодушно). — Пeтухи пришли.
Лапинская хохочетъ.
‑ Вотъ мы и попали на балетное отдeленiе. Танечкина спецiальность.
— Господинъ Игумновъ, Таня Лапинская, моя прiятельница и гостья, получила сейчасъ подозрительнeйшее письмо, весьма ее развеселившее. Извeщаю васъ.
— Ну, да чего ужъ тамъ…
Входятъ Генералъ, за нимъ Саламатинъ. Лапинская убeгаетъ. Дарья Михайловна прибираетъ разбросанное, закрываетъ сундукъ.
— А, генералъ. Очень рада. Наконецъ-то, живой человeкъ.
(веселый, бодрый, въ тужуркe отставного военнаго). — Не менeе того и я. (Цeлуетъ ей руку.) Какъ изволите здравствовать?
— Благодарю.
— А это, позвольте представить, пасынокъ мой, Алексeй. Алексeй Николаичъ Саламатинъ. (Всe здороваются.) Онъ у меня недавно. Такъ прямо и говоритъ: скучаю, а-ха-ха, вези меня въ гости.
(молодой человeкъ лeтъ двадцати трехъ, элегантно одeтый). — Да что же мнe, сиднемъ сидeть? Я люблю общество.
— Не договариваетъ, смeю увeрить. Безъ дамъ скучно. Арiадна Николаевна, ручку. (Цeлуетъ ей опять руку). Женщины — лучшее украшенiе вселенной. Леонидъ Александровичъ, не сердитесь. Я въ томъ возрастe, когда не ревнуютъ.
(улыбаясь). — Все-таки вы не безъ яду, генералъ.
— Мой ядъ выдохся-съ весь, съ годами. Осталось одно доброе расположенiе духа.
— У васъ всегда доброе расположенiе. Даже завидно.
— Нормальная, умeренная жизнь, батюшка мой. Mens sana in corpore… а-ха-ха… Деревня, воздухъ, движенiе, хозяйство… хотя, конечно, бываетъ и адски скучно… Рвешься…
— Такъ жить — лучше…
— Хозяйничайте! (Беретъ подъ руку и нeсколько отводитъ.) Работайте! Позвольте-съ, да вeдь въ деревнe…
Они разговариваютъ. Съ ними Игумновъ и Машинъ. Дарья Михайловна незамeтно ушла. Арiадна въ креслe. Саламатинъ у стола.
(холодно). — Вы студентъ?
— Да.
— Учитесь тамъ… чему-нибудь у себя? Ну, въ университетe?
— Нeтъ.
(нeсколько утомленно). — Да вeдь надо жъ…
— Презираю.
— А-а!
— Я въ теннисъ играю. И вообще во всякiя игры.
— Блестяще.
— Ѣзжу верхомъ, гребу, стрeляю. Хожу пeшкомъ.
— Пeшкомъ. Это здòрово! (Оживляясь.) Взять, и уйти Богъ знаетъ куда.
— Не Богъ знаетъ, а куда себe назначу.
— Палку, котомку, да по большакамъ съ богомолками. Куда-нибудь въ монастыри. (Задумчивeе.) Я сама объ этомъ иногда думаю.
— Тутъ и думать нечего. Въ монастырь, такъ въ монастырь.
(точно не слушая его). — Бываютъ такiя удивительныя утра… По росe далеко можно уйти, и такъ дышаться будетъ легко! Подъ березой на большакe позавтракать. Выложу краюшку хлeба, пару яицъ, луковку… Колокола зазвонятъ въ монастырe… верстъ за десять… Ахъ, ну это все фантазiи.
(хохочетъ). — Леонидъ собрался хозяйничать. Па-атeха! Онъ теперь читаетъ книжку о садоводствe, и на основанiи ученыхъ правилъ обрeзаетъ яблони.
— Великолeпно-съ! Дeло. Обрeзанiе садовъ есть актъ культуры, и слeдуетъ поддерживать пiонера.
— Деревенскимъ жителямъ всe мои занятiя кажутся смeшными. Наконецъ-то генералъ меня одобрилъ. Это прiятно.
— Культура, батюшка мой, сельскохозяйственная культура! И надо мной смeялись, когда я — первый, замeтьте — ввелъ здeсь отправку молока въ столицу. Что же мы видимъ? Тe лишь и выдержали, кто перешелъ на молоко.
— Optime. Все же во время покоса обрeзать сады… это, знаете, все равно, что на колоколахъ въ церкви польку вызванивать.
— Не по сезону немного — не бeда. (Громче.) Арiадна Николаевна, вы благовeрнаго не сбивайте, пусть дeлами своими занимается. Это не завредитъ, какъ говорятъ южане. Нeтъ, матушка, не завредитъ.
(оборачиваясь). — Я никого ни съ чего не сбиваю, генералъ.
— Арiадна Николаевна, оказывается, тоже любитъ странствовать.
(Саламатину, слегка вспыхивая). — Никогда я странствiями не занималась.
— Вы же сами…
— Ничего не значитъ. Еще неизвeстно, чтó я сдeлаю… а… а раньше вовсе ни по какимъ большакамъ не ходила.
— Вонъ вы какая!
(устало). — Никакая. (Откидывается глубже въ креслe.) Плохо васъ занимаю. Какая-то слабость, тяжесть… (Третъ себe виски.)