— Сергeй?
(увидeвъ жену). — А, и ты тутъ. (Полежаеву, рeзко.) Вотъ тебe и Сергeй!
(глядя на Арiадну, лежащую на диванe, головой въ руку.) — А-а!
— Не зайди я случайно къ ней въ комнату… (Швыряетъ коробочку въ окно.) Черти полоумные! Фу! (Подходитъ къ столику, наливаетъ вина. Руки у него дрожатъ.) Возвышенности! Смерть! Любовь! А, да, можетъ, и правда такъ надо (Пьетъ. Подымаетъ голову на Дарью Михайловну.) И ты пришла. Молчишь, но у тебя въ глазахъ укоръ. Что-жъ, укоряй.
— Я ничего, Сережа…
— О, Боже мой! (Слышенъ рожокъ автомобиля. Игумновъ какъ бы сбрасываетъ съ себя нeчто.) Ѣдемъ. Мы — на пожаръ. А тамъ видно будетъ.
Быстро выходитъ. Арiадна лежитъ недвижно. Полежаевъ сeлъ въ кресло, съ ней рядомъ; онъ закрылъ лицо руками.
Такъ продолжается нeкоторое время. Дарья Михайловна встаетъ, подходитъ къ Полежаеву, цeлуетъ его въ лобъ и удаляется. Спустя минуту Арiадна поворачиваетъ голову, приподымается.
— Ушелъ, рыцарь. Что я имъ, право? (Рeзко.) Да не хочу я, чтобъ меня спасали. И все тутъ. Не желаю. (Оглядываясь на Полежаева.) Вотъ, тоже… Благодeтель человeчества. Плачешь?
— Нeтъ.
— Угнетаемая невинность.
(вдругъ встаетъ.) Ну, прощай, Арiадна.
— На пожаръ?
(какъ бы разсeянно). — Нeтъ… такъ… вообще.
— То-есть какъ же?
— Я тоже не хочу, чтобы меня спасали.
(удивленно). — Ничего не понимаю.
— Ну, и что-жъ? (Онъ теперь задумчивъ, какъ бы во власти какой-то мысли. Очень покойно). — Ненавидишь меня, и ладно.
— Даже радъ!
— Выйду, и все буду итти. Зайду въ рeку, и все буду итти, станетъ по горло… а потомъ ничего… И такъ будетъ покойно.
— Зачeмъ же… тебe?
— И меня приметъ вeчность. Если ты — и я.
— Погоди, Леонидъ, сядь… (Указываетъ мeсто рядомъ.)
(садится и смотритъ на нее какимъ-то страннымъ взоромъ). — Ты теперь кажешься мнe очень далекой.
(подавленно.) — Раньше ты этого не говорилъ.
– Со мной раньше такого не было.
‑ Это самое и я чувствовала, когда… Да, но ты… тебe.
— Что же я? Нeтъ, ничего. (Встаетъ.)
— Постой. (Удерживаетъ его.) Ну вотъ, теперь ты… Ахъ, какая тоска.
— Мнe жаль тебя, Арiадна. Тeмъ болeе, что виноватъ я. Но ужъ теперь что же дeлать.
— Ты какъ странно говоришь. Мнe даже страшно. Да позволь… Я никакъ не ожидала. (Беретъ его за руку.) Почему такiя холодныя руки? Ты нездоровъ?
— Я — ничего.
(взволнованно). — Ты все твердишь: ничего, ничего, а самъ какой-то оледенeлый… (Трясетъ его слегка за плечи, заглядываетъ въ глаза.) Да что съ тобою? Леонидъ? Ты съ ума сходишь? (Полежаевъ склоняетъ голову все ниже, къ колeнямъ, зажимаетъ лицо руками, и вдругъ валится головой впередъ, на коверъ. Съ нимъ истерика. Стоя на колeняхъ, съ головой въ рукахъ на коврe, онъ судорожно рыдаетъ въ этой нелeпой позe.) Леонидъ, ну погоди… Леонидъ, ну что-жъ это такое, я сама сейчасъ зареву! (Пытается его поднять.) Ну, что-жъ ты… (Вдругъ обнимаетъ его голову и тоже рыдаетъ.) Это я тебя замучила! Это я! Ахъ, если бы ты зналъ. Нeтъ, этого ты понять не можешь. (Садится съ нимъ рядомъ на коверъ, кладетъ его голову себe на колeни. Изступленно цeлуетъ его волосы.) Милые мои… волосы, плечики. Ты этого понять не можешь… Я, конечно, сама сумасшедшая. Я вeдь совсeмъ рeшила умереть. Ты очень страдалъ? (Полежаевъ продолжаетъ рыдать.) Даша тебя въ лобъ поцeловала. Значитъ, жалeетъ. Милый, милый!
. — Арiадна, убей меня.
— Голова моя золотая. Нeтъ, не убей, ты живи, жить долженъ…
— Не знаю.
— Я ужасно мучалась все это время. Ну, Господи, какъ ужасно. Но я тебя безумно люблю, и любила… даже когда оскорбляла. Я знаю, что я дрянь.
Полежаевъ беретъ ея руку и цeлуетъ. Молчанiе.
— Ахъ, Арiадна…
— Опять плачешь.
— Нeтъ, я ничего не понимаю.
— Ну, хорошо. Ну, хорошо. Пройди по мнe.
— Что ты говоришь…
— Растопчи. А я умру. Если ты скажешь, я изъ окошка выброшусь.
— Эти слова… такiя… (Обнимаетъ ее. Оба плачутъ.)
(нeсколько оправившись.) — Легче сейчасъ? Тебe? Легче?
(тихо). — Да.
— И мнe.
— Хорошо, что нeтъ никого.
(подымается). — Встань. (Подымаетъ его за руку, полуобнявъ, ведетъ къ дивану.) Лягъ. Ты вeдь мой? Погоди, погоди… Только бы такъ остаться. (Закрываетъ себe голову, точно боясь, что что-нибудь измeнится.) Я тебя опять люблю. Безумно… И ты, ты? Ахъ, а то… А вдругъ все-таки нужно умереть?
— И я.
— Такая любовь, какъ у меня, сильнeе… Да, въ головe все путается, плохо говорю. Если бы не Сергeй, я бы выпила. Я, стало быть, жива. Ты бы тоже себя убилъ?
—Да.
— Я почувствовала. Но теперь — нeтъ. Ты живъ (Задумалась. Потомъ идетъ къ двери.) Погоди… Я сейчасъ.
— Куда ты?
— Нeтъ, ничего. Ты боишься?
— Зачeмъ… идешь?
— Можетъ быть, глупо… Я минуту посижу въ своей комнатe, вотъ такъ, одна. Потомъ приду. И вообще все посмотрю… какъ здeсь… будетъ. (Уходитъ.)
(встаетъ, подходитъ къ окну). — Разсвeтъ! (Отдергиваетъ портьеру. Въ комнатe становится еще свeтлeе.) Какъ пахнетъ!
Входитъ Генералъ.
— Не дошелъ. Не дошелъ-съ, все уже кончилось. Видимо, наши молодцы.
(растерянно). — А, пожаръ…
— А-ха-ха… маленькое деревенское развлеченiе. Двe риги, солома прогорeла… Но, конечно, наши не дали ходу… ну, я такъ себe представляю… огню. А вы что же-съ? Гдe же супруга?
— Я, да… она. Она тутъ.
— А вы немного… не въ себe какъ-то?
— Напротивъ, я… Я, она.
Входитъ Арiадна. Вдали слышенъ рожокъ автомобиля.
— Генералъ!
— Все кончилось. Спектакль!
(сiяя блестящими отъ слезъ глазами, осматриваетъ комнату). — Здeсь свeтъ, утро.
(ей). — Ну?