Андрей Иванович полюбовался еще несколько времени на обломки красивых капителей и узорных карнизов, лежавших внизу, и стал медленно спускаться по обрушившимся ступеням широкой лестницы, вероятно, составлявшей некогда подножие великолепного храма или дворца. Остатки этой лестницы тянулись далеко по обе стороны дороги, доходя почти до подошвы холмов, ограничивавших ложбину: по этому можно было судить о величине здания, к которому она принадлежала.
Следы гигантских сооружений, на которые постоянно приходилось наталкиваться, невольно наводили на мысль о величии расы, населявшей некогда остров. Несомненно, что она обладала замечательными зодчими и гениальными скульпторами, произведения которых нисколько не уступали по красоте исполнения лучшим образцам античного искусства. Религиозный культ ее, которому служили эти художники, был значительно развит и обладал особым сословием жрецов и, быть может, жриц, которые вели, как доказывает храм найденный в лесу, совместную, быть может, монашескую жизнь.
Раса эта имела своих царей, цариц, полководцев, первосвященников и ученых законоведов, чтила их деяния и увековечивала их память для грядущих поколений, помещая их статуи в своем пантеоне. Свитки и надписи на пьедесталах свидетельствуют что им было знакомо искусство письма. Роскошные одежды, оружие, разного рода утварь, изображение которых сохранила скульптура, доказывают существование целого класса искусных ремесленников, чьи ловкие руки создавали все эти предметы. Венок из колосьев на голове богини, сжатый сноп и серп в ее руках указывают, что в исчезнувшем государстве особенным почетом пользовалось земледелие. Из всего этого следовал неопровержимый вывод, что народ, живший некогда на острове, стоял на высокой степени цивилизации и умел пользоваться ее благами.
Раздумывая таким образом, Андрей Иванович медленно возвращался по дороге к лесу. Сначала он надеялся, что эта дорога приведет его домой: но когда она окончилась у обрыва, ему оставалось только воротиться назад и исследовать другую, более узкую дорогу, отделявшуюся под прямым углом от главной и уходившую куда-то в глубину леса. Он со страхом думал, что, если и эта дорога не приведет его к цели, то для того чтоб воротиться домой, ему, пожалуй, снова придется продираться чрез ту же непроходимую глушь, по которой он пробрался к лесному храму. Поэтому, дойдя до перекрестка, он сошел с широкой дороги на узкую.
Она была также прекрасно вымощена и такими же массивными, гладко вытесанными плитами, но деревья над ней образовали такой непроницаемый свод, что приходилось идти точно в тоннеле, порой даже нагибаясь под низко опущенными ветвями. Мало-помалу характер растительности стал изменяться. Между пиниями и араукариями стали попадаться светло-зеленые древовидные папоротники с своими черными, точно обугленными стволами, затем акации, пальмы разного рода и потом сплошною стеной пошли миртовые деревья со своей темно-зеленой листвой. Дорога заметно стала подниматься в гору. В некоторых местах на ней попадались мосты и под их полукруглыми арками весело журчала вода небольших ручейков, уходивших куда-то под гору.
Становясь все круче и круче, дорога уперлась наконец в довольно крутую каменную лестницу с высокими и узкими, местами осыпавшимися, ступенями. Миртовые деревья перешли в невысокий кустарник, из которого местами выдавались совершенно голые скалы. Порою лестница прерывалась вымощенными площадками, как будто предназначенными для отдыха. Добравшись до одной из них, усталый Андрей Иванович сел отдохнуть и окинул глазами пройденное пространство.
Во все стороны, насколько хватало зрения, виднелся сплошной лес, над которым местами качались перистые вершины высоких пальм. Разнообразные оттенки зелени менялись сообразно характеру растительности, переходя от темной, почти синей листвы араукарий до нежной, желтовато-красной зелени акаций. Внизу, прямо под ногами, темнела лестница, скрываясь под густым сводом темно-зеленых мирт, вверху эта же лестница уходила в гору и терялась между скалами. Андрей Иванович совершенно не знал этой местности и даже не мог себе представить, в какой стороне находилась его палатка.
ХV. В горах
После короткого отдыха Андрей Иванович снова стал взбираться в гору. Подъем становился все затруднительнее. Местами лестница шла почти отвесно, местами обрушившиеся ступени лежали в груде беспорядочных обломков и тогда такие обвалы приходилось обходить, цепляясь по скалам, среди перепутавшихся кустарников.
Долго поднимался таким образом Андрей Иванович. Все чаще и чаще он садился отдыхать где-нибудь на площадке лестницы и тревожно вглядывался в открывавшийся пред ним простор, стараясь отыскать что-нибудь знакомое, с помощью чего можно было бы ориентироваться. Но перед ним были все тот же бесконечный лес, те же кустарники и скалы.
День склонялся к вечеру, западная часть неба уже вся сияла в лучах заходящего солнца, а лестнице все не было конца. Наконец, Андрей Иванович стал совсем отчаиваться. Нужно было торопиться, чтобы добраться до какого-нибудь удобного места для ночлега, а между тем усталые ноги почти отказывали в повиновении. Полуобрушенная лестница продолжала подниматься все кверху. Вот уже кустарники кончились и по обе стороны узкой дороги виднелись только голые скаты, кое где покрытые тощей травой. Наконец кончилась и лестница. Только следы ее, белея грудами обрушившихся камней, показывали еще направление, в котором она некогда шла. Андрей Иванович начинал приходить в отчаяние. Цепляясь по скале вдоль обрушенной лестницы, он совершенно падал от усталости. Ему уже приходило на мысль лечь где-нибудь в углублении скалы и уснуть, рискуя даже скатиться вниз и разбиться вдребезги.
Но судьба сжалилась над ним. Из-за гребня скалы, по которой он взбирался с таким трудом, вдруг выглянул фронтон небольшого здания, — еще несколько шагов, — и под фронтоном появились четыре легкие колонны, на которых он опирался. Вскоре Андрей Иванович уже стоял у самого здания. Это был маленький храм или, может быть, мавзолей. Он находился на уступе скалы и состоял из четырехугольной вымощенной площадки, по углам которой стояли колонны, поддерживавшие легкую крышу, в средине площадки находилась массивная четырехугольная плита, украшенная какими-то сгладившимися барельефами. Что изображала собой эта плита, жертвенник или надгробный камень, Андрей Иванович но сумел определить. Впрочем, он и занят был но тем.
Добравшись до площадки, он с наслаждением повалился на жесткий каменный пол и вытянул усталые ноги. Он уже решил за неимением лучшего провести здесь ночь, хотя холодные плиты вместо постели и довольно свежий вечерний ветер, дувший на горе, не представляли особых удобств для ночлега. Около получаса он лежал совершенно неподвижно и закрыв глаза, точно собираясь заснуть. Только когда силы его несколько восстановились, он приподнялся на локоть и стал осматривать местность, в которой находился.
Взглянув под гору, Андрей Иванович увидел, что наискось по скале, от запада к востоку, проложена прекрасная ровная дорога, а в полуверсте отсюда, по направлению той же дороги, виднеется силуэт какого-то здания, вроде башни, освещенный пурпурными лучами заходящего солнца. Всмотревшись попристальнее, Андрей Иванович принял эту башню за ту самую, в которой хранился его Гиппогриф, и, обрадованный этим открытием, собрав последние силы, снова пустился в путь, чтобы воспользоваться коротким временем, оставшимся до заката солнца.
Дорога, высеченная в скале, имела довольно значительный уклон, но после трудного подъема вдоль разрушенной лестницы идти по ней казалось просто отдыхом. Андрей Иванович быстро прошел расстояние, отделявшее его от здания, которое сначала было принято им за знакомую башню, но чем ближе подходил он к нему, тем более убеждался в ошибке. Вместо узкой и высокой башни, сложенной из темных, грубо отесанных плит, он увидел перед собою высокий красивый портик, фронтон и фриз которого, насколько можно было рассмотреть под сенью опутавших их вьющихся растений, были богато украшены статуями и барельефами. Остальная часть храма, следующая за портиком, скрывалась в скале и была, по-видимому, или высечена в этой скале, подобно многим древним храмам Индостана, или засыпана обрушившейся скалой — быть может, во время того же землетрясения, когда обрушился в море тот храм, остатки которого он видел на берегу.