— Как вы это переведете?
— "О, божествеyная дева, свет Ариастана! О божественная (или, может быть, богиня) Ариасвати!"
Профессор ударил себя по лбу.
— Что за чудеса! Да ведь это ясно, как день. Но какой же это, наконец, язык?
— Послушайте, мистер Нарайян, вы прочитали — "свет Ариастана"… — Что такое Ариастан?
— Ариастан — земля арийцев.
— Верно… Я так и думал… А что такое "Ариасвати?" Так, кажется, вы прочитали?
— Ариасвати — это собственное имя. По всей вероятности, сагиб, так называлась какая-нибудь древняя богиня, память о которой в настоящее время утрачена.
— А как вы думаете, мистер Нарайян, что собственно значит это имя, так сказать в лексикологическом отношении? Быть может, тоже "свет арийцев?".
— Почти, сагиб Сименс. Только здесь не один свет, но несколько: множественное число. Надобно перевести: блеск, сияние… наконец, в отдаленном, более широком значении: слава, честь, гордость арийцев.
— Позвольте еще один вопрос, мистер Нарайян.
— Хоть тысячи, сагиб Симене.
— Не можете ли вы объяснить также, откуда происходит имя арийцев? Видите ли, вот мы, например, славяне, руссы… Ну-с, мы можем объяснить, откуда взялись эти имена: славяне — от слова, руссы — от цвета волос… Но что значит слово "арийцы", вот в чем вопрос?
— Арийцы?.. Собственно говоря, сагиб, мы несколько неверно произносим это имя… В вашей рукописи оно читается не "арии", как мы привыкли произносить, но "ярии"…
Профессор подпрыгнул на месте, точно от гальванического удара.
— Ярии? Вы говорите: ярии?
— Да, сагиб Сименс, — отвечал Нарайян, с удивлением глядя на профессора и думая про себя: "уж не помешался ли этот чудак?"…
— Ярии! Так! Теперь все понятно! Ярослав, Ярополк, Яр-буй-тур Всеволод, Ярило… Совершенно понятно! Ярии — значит, в высшей степени смелые, храбрые… Вероятно, это очень воинственный народ, мистер Нарайян?
— Да… пожалуй, вы правы, сагиб… Но по моему мнению, этим толкованием, еще не исчерпывается все значение слова. Оно еще может значить: очень светлый, сильно блестящий, сверкающий, бросающийся в глаза…
— Яркий? Не правда-ли?
— Именно так, сагиб.
— Ну, теперь для меня все понятно. А знаете, мистер Нарайян, меня ужасно мучило то, что я никак не мог объяснить себе этого слова, арийцы да арийцы, а что значит это, — неизвестно. Так вы говорите: ярии?
— Да, сагиб, ярии.
— Значит, нужно читать: Яриастан, Яриасвати?
— Да, сагиб, именно так нужно.
— Так, так… Но какое прелестное имя "Ариасвати"!.. Как вы думаете, коллега? Не правда ли, ведь очень музыкальное имя?
— Да, музыкальное, — ответил рассеянно Грачев, напрасно старавшийся припомнить, где он раньше мог слышать имя Ариасвати. Сначала это ему совершенно не удавалось. Но вдруг он вспомнил цейлонское приключение и пророчество безумной баядерки о "трижды рожденной Ариасвати". Он вспомнил также, что в этом пророчестве скрывалась какая-то угроза или, скорее, предостережение, чтобы он не очень увлекался этой "трижды рожденной", потому что она предназначена не ему, так как он — всего только "дважды рожденный"!.. "Чорт знает, что это за чушь!" — подумал Андрей Иванович и стал вслушиваться в разговор пундита с профессором. Оказалось, что Авдей Макарович, не теряя даром времени, уже приступил к изучению алфавита таинственной рукописи.
— Видите ли, мистер Нарайян, — говорил он, указывая пальцем на одну строчку. — Эти буквы я сам разобрал и прочитал еще в Петербурге. Вот видите: "Магадева"… Так ведь?
— Почти, сагиб. Произношение только немного неверно.
— Как же нужно произнести?
— "Мого-диво", или, — скорее, с носовым звуком: "Многодиво".
— Многодиво! Неужели нужно так читать?
— Уверяю вас, сагиб.
— "Многодиво!" Да ведь это, коллега, чем дальше в лес, тем больше дров! Слышите, батенька! Много диво! Да вы слышите-ли?
— Слышу, слышу, Авдей Макарович.
— Ну-с, и что же значит это "много диво", мистер Нарайян?
— Тоже, сагиб, что в позднейшем санскрите "магадева".
— То есть?
— То есть величайшее, верховное божество.
— Много диво! Много диво! Вот выдался денек! Да если так пойдет… Да слушайте, коллега — ведь мы с вами на пути к бессмертию!.. Да вы понимаете ли, батенька, всю важность своего открытия?.. Ведь и я таким образом, держась за кончик вашего хвоста, заберусь, пожалуй, на самый Олимп… Ведь этот арийский язык тождествен с нашим древним славянским языком… Поймите!
— Ничего нет мудреного, сагиб, так как корень у них общий.
— Не в корне дело, а в совершенной тождественности! Эти предки индоевропейцев, эти арии или "ярии" — никто иной, как славяне, с которыми мы, русские, в таком же родстве, как дочь с матерью… Да-с! Арийцы и славяне — одно и тоже!
— Ну, уж это слишком смелая гипотеза, Авдей Макарович, — вмешался Грачев.
— Что-о? Смелая? После всего этого? Да как вы можете? — вскипятился Авдей Макарович. Впрочем, chi va piano, va sanvo, a lontano…[52] — Разберем рукопись, осмотрим на месте памятники, о которых вы мне рассказывали, и тогда… Тогда посмотрим. Experto crede reperto[53], - так ведь, коллега?
— Конечно так, Авдей Макарович, — отвечал Грачев, сдерживая улыбку, вызываемую таким резким переходом от крайнего увлечения к строжайшей осторожности.
VІІ. Сарматская гипотеза
— Да, батенька, нам нужно быть вдвойне осторожными. Сболтни что-нибудь немец, — ему, как с гуся вода, а нашего брата свои же так осмеют, что жизни не рад будешь… А что касается гипотезы, батенька, то, знаете ли, ведь она даже не мне принадлежит.
— Как так, Авдей Макарович?
— Известно вам, коллега, что существует на этот счет особенная — "сарматская" гипотеза?
— Не помню, право. Ведь вообще столько существует всевозможных гипотез…
— Ну, это, батенька, вовсе не "всевозможная". Эта гипотеза имеет за себя довольно веские научные данные. Благодаря новейшим открытиям в области филологии, можно считать вполне доказанным, что индусы вовсе не такой древний народ, каким его считали прежде, и что санскритский язык — только отрасль другого, более древнего языка.
— Вот как? Ну, и что же — теперь предполагают, что этим древним языком был мифический "сарматский"?
— Мифический? Почему же — мифический? Сарматским языком в настоящее время считают древний славянский язык и отождествляют его с арийским…
— Да ведь это и есть ваша теория, Авдей Макарович! Вы ее только что высказали, увлекшись сходством некоторых слов моей рукописи с древнеславянскими, но потом отложили — до лучшего будущего, когда отыщутся более веские доказательства.
— Да нет же! Вовсе это не моя теория. К несчастью, меня, опередили. Автор этой гипотезы — не русский и даже не славянин…
— Это довольно интересно, сагиб, — вмешался пундит, до этих пор довольно безучастно слушавший разговор двух приятелей.
— Да, мистер Нарайян, это довольно интересно. Вы совершенно правы. Латам, которому принадлежит эта так называемая "сарматская гипотеза", считает родиной арийцев нашу западную Россию, именно Киев, Волынь, Подолье, Галичину…
— Ну, и есть достаточные основания к такому предположению?
— Настолько достаточные и веские, что профессор Гексли…
— Почтенное имя, — промолвил Нарайян.
— Вполне почтенное, мистер Нарайян… Ну-с, так профессор Гексли так же поддерживает эту теорию, с той только разницей, что первоначально родиною арийцев принимает Урало-алаунскую возвышенность…
— Колыбель северных славян, кривичей, родимичей, вятичей, — заметил Грачев.
— И предполагает, — продолжал профессор, — что отсюда они мало-помалу рассеялись по Северной и Средней Европе до Ла-Манша и Атлантического океана, затем заняли Южную Европу и Балканский полуостров, а оттуда двинулись на Восток — через Туркестан и Кавказ в Персию и Индостан.
52