Выбрать главу

— Отложив поездку на остров до ноября?

— Да… А всего лучше, если не будете читать последних страниц вашей рукописи.

— Но разве вы знаете, что в них содержится?

— Я предвижу.

— Это невозможно!

— Невозможно? Как вы можете знать, что возможно и что невозможно? Если бы до изобретения микроскопа кто-нибудь сказал, что в капле воды находятся мириады живых существ и человек будет в состоянии рассмотреть не только их наружный вид, но и внутренние их органы, изучить их питание и размножение, — ведь тогдашние мудрецы сказали бы, что это невозможно? А между тем, теперь существует целая наука, изучающая совсем невидимых существ, потому что эти коки, микрококки, бациллы, бактерии оказывают громадное влияние и на человеческий организм, и на всю органическую жизнь земного шара. Если бы тем же мудрецам предсказали, какую роль будет играть электричество в виде телеграфа и телефона, они, конечно, сказали бы тоже: невозможно. Жалкие мудрецы, желающие ограничить своим "невозможно" то, что безгранично и бесконечно! Разве не ваш знаменитый Огюст Конт, творец позитивной философии, сказал, говоря о пределах астрономии и физики, что изучить химический состав небесных тел никогда не будет возможно? Но явился спектральный анализ и над этой невозможностью теперь смеются дети… Нет, не говорите никогда: "это невозможно", или ограничивайте всегда словами: "в данный момент, при существующей сумме знаний"… Но последних страниц вашей рукописи я все-таки просил бы вас не читать.

— Это почему?

— Потому, что если вы их прочитаете, то не послушаетесь моего совета, немедленно отправитесь на остров и…

— Что "и"?

— Погибнете.

— Вы меня пугаете, мистер Деодара.

— Нисколько. Посмотрите на меня: видно ли во мне желание вас напугать? Нет, мне вас от души жаль и я искренне желал бы вас спасти.

Андрей Иванович взглянул в лицо Деодара: его синие глаза смотрели так ласково и грустно, улыбка его была так печальна, что сердце Грачева невольно сжалось предчувствием какой-то беды.

— Но я не могу, — сказал он после непродолжительного колебания, — я не в силах не дочитать рукописи.

— Я это знал. Вы не в силах будете следовать моему совету. Я в тысячный раз убеждаюсь, что никакие наши усилия не могут изменить того, что должно быть. Логика событий неумолима, роковой закон необходимости царствует над миром.

Он грустно пожал руку Андрея Ивановича и ушел, окруженный своими учениками.

ХVІІ. Нападение

Если бы Андрей Иванович даже и вздумал последовать совету Деодары и отказался бы дочитать рукопись, то на это ни за что не согласился бы Авдей Макарович, да пожалуй и Нарайян: такой захватывающий интерес имели для них последние страницы рукописи. Поэтому, несмотря на предостережение Деодары, они все трое с какою-то лихорадочной поспешностью продолжали трудиться над переводом рукописи.

Наконец перевод был кончен, проверен еще раз и окончательно исправлен. Роль Нарайяна кончилась, европейские сагибы должны были расстаться со своим индийским другом. В продолжение нескольких недель общей работы они так свыклись, сжились с ним, успели так его полюбить, что разлука с ним была для них далеко не легкой. Но профессор рвался в Европу, чтобы как можно скорее опубликовать древнейший из известных алфавитов, обработать и издать в свет составленные им грамматику и лексикон первобытного арийского языка и, наконец, напечатать текст рукописи, открытой Андреем Ивановичем с переводом его на английский и русский языки. Это была такая грандиозная задача, для исполнения которой профессор не задумался бы пожертвовать собственной правой рукой, если бы это было нужно для успеха дела. Кроме того, у него была громадная поэма, писанная на листьях зонтичной пальмы, одного издания этой поэмы было достаточно, чтобы высоко поставить его имя среди имен известнейших европейских ориенталистов. Поэтому он горячо расцеловался с Нарайяном, даже слегка прослезился, но ни одним лишним днем не согласился пожертвовать для него в этой горной трущобе.

Что касается Андрея Ивановича, то он еще сильнее, чем профессор в Европу, стремился на свой остров Опасный. То, что он узнал из последних страниц рукописи, заставило его забыть не только все предсказания и советы Деодары, но, кажется, все на свете, кроме своего Гиппогрифа, который ожидал его в разобранном виде, забитый наглухо в ящиках, в Калькутте, на даче мистера Крауфорда, и должен был перенести его на крыльях ветра на остров Опасный. Напрасно Авдей Макарович звал его в Европу, чтобы помочь ему при издании рукописей. — Андрей Иванович формальным актом передал своему товарищу все права на рукопись, присоединив к этому акту чек на значительную сумму, которую заставил профессора принять на издание рукописи грамматики, словаря, поэмы, писанной на листьях зонтичной пальмы, и на другие ученые издания, которые он найдет нужным предпринять. Для себя он удовольствовался только тем, что списал в записную книжечку последние страницы рукописи. Эти страницы должны были служить ему путеводной нитью, талисманом, способным отворить двери рая…

Таким образом, еще до рассвета, из ворот старого буддийского монастыря выступил караван наших путешественников под предводительством того самого индуса Оджали, который был послом от Нарайяна, предъявившим профессору половину сломанной черепаховой спицы. Караван направился совершенно другою дорогой по горной плоскости и, оставив далеко внизу долину, в которой расположен монастырь Мага-Кришну, спустился прямо к Магабанпуру, прошел мимо его южных ворот и вышел на старую дорогу, ведущую к станции Наги-Девты.

Оставалось перевалить через узкий и извилистый горный проход, чтобы достигнуть долины, в которой лежала станция Наги-Девты. Но в то самое время, когда путешественники поравнялись с продольным ущельем, выходящим с севера на этот проход, как оттуда раздались крики: "вот они!" — и вслед затем караван был окружен толпою вооруженных сейков. К удивлению своему, путешественники в предводителе этой толпы узнали Черпера. Произошел невообразимый переполох: кричали погонщики и проводники, ржали лошади, раздалось даже несколько выстрелов. Оджали был стащен с седла и связан, несколько сейков повисли на удилах лошадей Андрея Ивановича и профессора, товарищи их принялись грабить багаж путешественников. Выведенный из себя этим наглым насилием, Андрей Иванович, ударив нагайкой коня, смял двоих сейков, старавшихся его удержать, и подскакал к Черперу. Профессор последовал его примеру.

— Негодяй! — вскричал Грачев, отвешивая сыщику полновесный удар плети, — вы дорого за это поплатитесь! Оставьте нас и убирайтесь к чорту с вашими разбойниками.

— А, сэр, — заревел Черпер, отирая капли крови, выступившей на лице, — за этот удар вы мне заплатите лишнюю сотню фунтов.

— Ни одного фартинга! Развязывайте сейчас же Оджали и возвратите нам ящики с бумагами!

— Как бы не так! Так я и поверил, что это какой-то Оджали! Нет, уже теперь не увернуться вашему приятелю от пенькового галстука, несмотря на его маскарад! А вы, сэр, если не хотите просидеть несколько месяцев в плену у моих друзей, напишите сейчас чек на 10000 фунтов и убирайтесь подобру-поздорову.

— Скорее вас повесят, вместо Нарайяна, чем вы получите от нас хоть пенни!

— А вот увидим! Эй, люди! Стащите-ка с лошадей этих господчиков да скрутите их покрепче. Это русские шпионы!

Оба друга вынули револьверы и решились защищать свою свободу до последней крайности. Но что можно было сделать двоим против дюжины диких разбойников, к тому же еще уверенных в безнаказанности? Уже зверские лица окружили их со всех сторон, грозя своими кривыми саблями и искривленными кинжалами… Андрей Иванович нажал боевую пружину револьвера, готовый размозжить голову первому попавшемуся негодяю, но, по счастью, до этого не дошло: в это самое мгновенье случилось что-то такое, что заставило все эти зверские лица побледнеть от страха и с жалобными криками: "ракхаза! ракхаза!" рассыпаться в разные стороны. Не успел Андрей Иванович оглянуться, чтобы узнать причину этой тревоги, как на дорогу выпрыгнул громадный королевский тигр, вонзил свои острые когти и зубы в тело несчастного Черпера и с грозным ворчанием унес его в горы. Все это совершилось так быстро, что только кровь несчастного указывала направление, в котором скрылось ужасное животное. Предсказание Нариндры и Деодары исполнилось в точности: демон корыстолюбия растерзал Черпера когтями тигра.