Выбрать главу

А тем временем двое стражников с любопытством уставились на это зрелище.

Атака с воздуха началась в то же мгновение.

Ариэль пришлось отвернуться, но она помнила, что чайки пошли на это ради неё и что она должна быть им за это благодарна. Прежде девушка не была уверена, что Джона подразумевала под «отвлекающим манёвром», и заключила, что птицы будут клевать глаза и другие незащищённые участки людских тел, царапать их когтями и, возможно, сбрасывать с воздуха на их головы острые ракушки. Но то, что они в действительности предприняли, оказалось гораздо менее жестоким и в то же время действенным до жути.

Так или иначе, Флаундер чуть не помер со смеху.

Часовые бросились врассыпную. Поначалу они, как сумасшедшие, метались туда-сюда и бегали кругами, пытаясь спастись от зловонного града, напоминавшего худший из кошмаров. Те из них, что были посообразительнее, поспешили укрыться кто под крышей дворца, кто – за выступами утёсов.

– Вперёд! – воскликнул Флаундер, придя в себя.

Несколькими быстрыми волнообразными движениями хвоста Ариэль продвинулась ближе к суше, где уровень воды был значительно ниже. Приложив всю свою силу, русалка вытолкнула себя наверх так, что теперь её тело находилось в вертикальном положении и она стояла на хвосте. Затем царица взмахнула трезубцем и превратила себя в человека.

Вот и всё.

Только и всего.

В былые времена это мог сделать её отец. Давным-давно, прежде чем начали происходить все эти ужасные вещи.

Ещё до их с Эриком встречи.

Он мог превратить её в человека на один день или на несколько и позволить дочери исследовать жизнь на суше, пока ей это не надоест, или пока она не начнёт чувствовать себя одиноко, или пока не соскучится по нему

Когда Ариэль встретила Эрика, Тритон мог спасти русалочку от неприятностей, которые повлёк за собой обмен её голоса и жизни (а затем и его жизни) на возможность любить земного юношу и быть любимой в ответ. Она бы не только обзавелась парой ног, которые позволили бы ей ходить по суше, но и сохранила бы свой голос, благодаря которому смогла бы сказать что-то вроде: «Я та самая русалка, что спасла тебя. И я знаю эту песню, потому что сама сочинила её. Позволь мне спеть её для тебя».

Она смогла бы запеть. И они могли бы влюбиться друг в друга.

Ариэль с отцом могли заключить сделку, подобно древним богам: Прозерпине, Плутону и Церере. Она могла проводить половину своих дней на суше, а оставшуюся часть – в море. И тогда все были бы, положим, если и не безумно счастливы, то по меньшей мере рады, поскольку это был бы наилучший вариант из всех возможных.

«Но... – продолжила размышлять Ариэль, которая теперь была несколько старше, – ...кто знает, что действительно могло бы произойти?» Сила трезубца прибывала и убывала вместе с морем и луной. Возможно, она бы оставалась человеком только на несколько дней месяца, скажем, на неделю, в лучшем случае – на две. Разве этого было бы достаточно, чтобы поддерживать отношения?

А что, если бы оказалось, что земные принцы такие же скучные, как морские царевичи?

Отогнав хорошо знакомые мысли, и прежде приходившие ей в голову, Ариэль сосредоточилась на том, что предстояло сделать сейчас. Она вынула из мешка человеческую одежду и натянула её на себя таким образом, чтобы ничем не отличаться от обыкновенной жительницы суши. Одежда была из грубой и колючей ткани, а теперь уже человеческая кожа Ариэль была нежнее чешуи русалочьего хвоста. Потребуется некоторое время, чтобы ботинки, с которых ей пришлось отдирать прилепившихся усоногих раков, просохли от воды. Девушка тряхнула трезубцем, и он начал уменьшаться. Его поверхность блестела золотом даже пуще прежнего, словно чистота металла становилась тем выше, чем плотнее друг к другу начинали прилегать частицы, из которых он состоял. Наконец, он стал таким маленьким, что помещался у неё в ладони и формой походил на гребень. Вместо первоначальных трёх зубьев появилось бессчётное количество крошечных острых зубчиков, каждый из которых оканчивался миниатюрным шипом, напоминая свой оригинал. Ариэль на долю секунды залюбовалась украшением, затем вставила его в свою причёску из искусно заплетённых кос над правым ухом.