Выбрать главу

Да, если говорить начистоту, это случалось с молодым человеком тогда, когда предмет разговора вызывал у него скуку и он чувствовал усталость. Особенно когда в комнате было душно, отчего ему и без того настолько хотелось спать, что он с трудом держал глаза открытыми.

Или же этот сон навещал принца незадолго до того, как он окончательно уснёт лёжа в кровати, – в тот краткий промежуток времени между глубоким сном и бодрствованием. Чаще всего в ту самую долю секунды его уши услаждал хор ангелов, поющих невообразимо прекрасные гимны. В такие моменты он мог только слушать. Сдерживаемый оковами полусна, он не мог соскочить с постели, чтобы быстро записать мелодию, пока она не стёрлась из его памяти.

Но иногда вместо хора ему снилось следующее: что он не принц Эрик, вступивший в брак с Ванессой, красавицей, ставшей теперь принцессой. Что произошла какая-то ужасная ошибка. Что была другая девушка, прекрасная девушка, которая не говорила, но – пела.

Нет...

Была прекрасная девушка, которая пела и которая каким-то образом потеряла свой голос навсегда в тот ужасный день, когда Эрик забылся сном. И с той поры он всё никак не мог пробудиться.

В том, другом, мире существовали русалки.

Он знал одну из них. Её отец был богом. А принцесса Эрика – злой ведьмой. Принц был близок к чему-то невероятно прекрасному, но был коварно обманут, и вот теперь он здесь, видит сны...

В ужасе Эрик резко открыл глаза. Задремав, юноша уронил голову на руки, скрещенные поверх разложенных на письменном столе нотных страниц. Он пролил чернила? Запачкал часть нот? Если чернила растеклись, записанное превратится в одну большую кляксу... И ничего будет не разобрать...

Эрик поднял листы так, чтобы на них падал лунный свет. Ноты слегка размазались в том месте, где хор должен был вступить с трезвучием в ре мажоре. Но всё было не так плохо.

Его взгляд медленно переместился со страницы на луну, свет которой беспрепятственно проникал в комнату через незастеклённое окно. Компанию ей составляла яркая звезда. Дул лёгкий ветерок, отчего густые кроны деревьев шуршали, касаясь стен замка, словно ворох опавшей листвы под ногами. Ветер принёс с собой все запахи, которые собрал на своём пути от океана: сандалового дерева, песка, апельсинов, уличной пыли. Сухие запахи вещей, принадлежавших земле.

Эрик снова посмотрел на свои ноты, пытаясь восстановить в памяти звуки океана, которые играли в его голове до пробуждения, и вызванные ими ощущения: они имели аквамариновый цвет и были так сладки.

Затем он окунул перо в чернила и принялся неистово записывать музыку, отказывая себе в отдыхе до самого восхода солнца.

Скаттл

Казалось, в амфитеатр набились все жители Тирулии разом. Было занято каждое место, начиная с обитых бархатом кресел знати, стоявших у самой сцены, и заканчивая поднимающимися к небу и не защищёнными от солнца каменными скамьями, расположенными в самых дальних рядах. Ещё больше людей высыпало на улицы за пределами театра. Каждый хотел хоть одним глазком увидеть первую постановку новой оперы, написанной их обожаемым принцем Эриком немного не от мира сего.

Событие приравнивалось к празднику – каждый надел самый яркий наряд и самые дорогие украшения из имеющихся в наличии. Дворцовая стража, сверкая начищенными ботинками, стояла в проходах между рядами и следила за тем, чтобы среди зрителей не завязалась драка. Торговцы сновали в толпе внутри и снаружи амфитеатра, продавая холодное искристое белое вино, которым славилась Тирулия, а также аппетитные лакомства: политый оливковым маслом хлеб с треугольными ломтиками сыра; бумажные кулёчки, наполненные хрустящими жареными кусочками мяса молодого кальмара; каштаны в меду на палочке, сверкавшие в солнечных лучах.

Всё это могло сложиться в затейливую, находящуюся в непрерывном движении, яркую мозаику, если смотреть на происходящее сверху.

Для одной немолодой чайки по имени Скаттл, которая в некотором роде наслаждалась открывавшимся видом, это так и было.

Скаттл и несколько его правнучек и правнуков (отправленных, чтобы приглядывать за ним) сидели на перилах, возвышаясь над самыми дальними и дешёвыми местами в театре. Молодые чайки не спускали своих зорких глаз со зрителей, ожидая, когда лакомый кусочек выпадет у тех из рук, и готовясь ринуться вниз за любой самой жалкой крошкой хлеба. Скаттл же ограничился безучастным наблюдением за окружающей роскошью, бормоча что-то себе под клюв. Только одна правнучка осталась сидеть рядом с ним, пытаясь понять, что такого особенного нашёл он в развернувшемся внизу людском спектакле.