Остается предполагать, что причиной столь странной рекомендации была какая-то внезапная размолвка между Вейцманом и Шароном. Это тем более вероятно, что оба этих прославленных израильских генерала отличались, мягко говоря, не самым легким характером.
Заступив на пост начальника генштаба, Хаим Бар-Лев в первую очередь начал думать о том, как защитить новую границу Израиля с Египтом, проходившую по восточному берегу Суэцкого канала и, одновременно, обезопасить израильских солдат от бесконечных египетских обстрелов. В конце концов он решил строить вдоль этого берега канала укрепленные бетонные бункеры, в каждом из которых мог разместиться взвод солдат. Эти укрепления получили название «линии Бар-Лева». И именно «линия Бар-Лева» и стала причиной острого конфликта между Шароном и новым начальником генштаба.
Шарон был убежден, что «линия Бар-Лева» не в состоянии ни защитить израильских солдат от обстрелов, ни остановить египетскую армию в случае, если она решит форсировать Суэц и начать новую войну против Израиля.
— Мои доводы тогда были просты, — вспоминал Шарон на одной из своих встреч с журналистами, в которой участвовал и автор этих строк. — Я помнил о судьбе линии Мажино и линии Маннергейма — все эти основанные на принципе пассивной обороны системы, в итоге себя не оправдывали. Они рушились, как только противник предпринимал против них массированную и хорошо продуманную атаку. Такая же судьба, говорил я, ждет и наши укрепления на Суэцком канале. Из оборонительных сооружений дзоты могут превратиться в ловушки для наших солдат. А, следовательно, для надежной охраны границы нужно было не строить бункеры, а, с одной стороны, обеспечить постоянное мобильное патрулирование линии границы на джипах, а во-вторых, придвинуть к ней танки и артиллерию, которая бы достойно отвечала на египетские обстрелы. На те миллионы из госбюджета, которые были потрачены на строительство этих укреплений, можно было купить тысячу новых танков и десятки самолетов, которые обеспечили бы нам победу в грядущей войне.
Все это Шарон вновь и вновь повторял в те дни на заседаниях генштаба, но Бар-Лев и его окружение было настолько уверено в правильности своей оборонительной концепции, что поначалу просто пропускали аргументы Шарона мимо ушей. Тогда Шарон позвонил ряду известных израильских журналистов, дал им интервью, в которых высказал свою позицию, спровоцировав тем самым широкую полемику в прессе о том, нужна ли Израилю линия Бар-Лева.
Бар-Лев, в свою очередь, провел пресс-конференцию, на которой заявил, что идущая в газетах дискуссия является «отзвуком борьбы между одним любителем военных приключений и группой генералов, несущих на себе весь груз ответственности за безопасность страны». Но на большие обвинения в адрес Шарона Бар-Лев в тот момент не решился, еще испытывая чувство благодарности за ту рекомендацию, которую ему дал Арик.
Шарон, однако, после этой пресс-конференции не успокоился и продолжал требовать прекращения строительства укреплений на Суэце, тем более, что жизнь уже начала подтверждать его мнение о том, что бункеры не оправдывают себя, а в случае прямого попадания в них артиллерийского снаряда превращаются в смертельный капкан для тех, кто в них находится. Будучи уверенным, что большинство высших офицеров ЦАХАЛа в глубине души думают так же, как и он, но не желают ссориться с начальником генштаба, Шарон начал осторожно сколачивать внутреннее лобби в генштабе в свою поддержку.
Встречаясь с глазу на глаз с тем или иным генералом, Арик вновь и вновь приводил ему свои доводы против линии Бар-Лева и уговаривал «вместе поднять этот вопрос в генштабе». При этом Арик не был голословен — как всегда, он разработал свой план обороны Суэца и расчертил его на карте, с помощью которой и надеялся убедить своих товарищей по генштабу.