Естественно, мы очень сдружились, продолжал Анджей Корсунский, посматривая то на Роя, то на свой экипаж. Ни у кого и сомнения не появлялось ни в личной влюблённости, ни в общей дружбе. В прочности своей любви, дружбы, взаимного уважения мы и без проверок уверены. Что нового нам скажет установление того, что я люблю Армину, а она меня, или что Альфред влюблён в Елену, а Павел в Диану, и что мы в целом – душевные друзья? Но, насколько нам известно, вы можете строго количественно определить силу наших чувств. Это совершенно меняет дело. Точное определение в физических единицах силы нашей влюблённости и крепости дружбы – это для столь долгого рейса, совершаемого в ограниченном объёме корабля, будет совсем не лишним. Даже наоборот – очень желанным.
– Любовь, измеряемая в килограммах, дружба в центнерах, так? – спокойно уточнил Рой.
– Хотя бы и так! – отпарировал Анджей. – Почему это вас смущает? Любовь в сто пятьдесят килограммов – это звучит неплохо! Такую любовь, вдвое больше моего собственного веса, я с гордостью преподнесу своей невесте.
– До сих пор люди прекрасно обходились установлением простого факта любви и дружбы, не взвешивая эти чувства на электронных весах.
– До сих пор людей не отправляли в далёкий космос навсегда, на всю их жизнь. Новая обстановка диктует новые порядки. Мы должны гораздо лучше знать себя, чем те, кто остаётся на Земле или уходит в непродолжительные рейсы. Мы, экипаж «Беллерофонта», совершим обряд бракосочетания в день старта. И мне будет приятно вписать в наш брачный паспорт величину моей любви к невесте и силу её ответного чувства, хотя бы эти наши чувства были измерены в килограммах, которые вам так не нравятся. Я бы не возражал и против тонн. Десять тонн любви – разве не отличная величина? Одна такая цифра внушает уважение!
– Не перегрузите такими тоннами ваш «Беллерофонт», – по шутил Рой, пожимая плечами.
Шура Панов все-таки добился своего. Души этой прекрасной шестёрки – горючий материал, и Панову удалось зажечь их. Капитан говорил с таким увлечением, его друзья так горячо поддерживали его без слов – радостными лицами, кивками, сияющими глазами, – что переубеждать было бесполезно.
Рой повернулся к Панову.
– Сколько понадобится времени для настройки аппаратуры?
Панов быстро ответил:
– Уложусь в неделю.
– Хорошо – неделя.
3
Панов уложился в пять дней. На исходе пятого дня Панов со скромным торжеством объявил:
– Рой, я закончил наладку аппаратуры. Завтра приступлю к обследованию экипажа.
У Роя так засела в голове уверенность в конечной неудаче всех научных исследований Шуры Панова, что он усомнился:
– Значит, завтра? Значит, раздельно измерять силовые поля любви, дружбы, симпатии, ненависти, уважения, отвращения, зависти, негодования, возмущения, обожания, преклонения?..
– И так далее. Рой! Могу с точностью измерить любое психическое микрополе. В данном случае я ограничусь микрополями любви, уважения, дружбы, симпатии. Эти характеристики – главные психические составляющие коллективного поля экипажа. Так сказать, психоэнергетическая основа соответствия задачам экспедиции.
– Психоэнергетическая основа соответствия задачам… Язык у тебя, Шура! Значит, завтра…
Экипаж «Беллерофонта» явился в полном составе. Но Панов сказал, что за день может обследовать только одного, а остальных из помещения не гонит – пусть любуются. Анджей Корсунский вызвался первым: капитаны только гибнущие суда оставляют последними, а во всех важных начинаниях их естественные места – впереди. Он с нескрываемым азартом натягивал на себя шлем с датчиками психополей, закреплял потуже электродные зажимы на груди и горле. Рой посмотрел подготовку экспери мента и ушёл к себе.
Вечером его посетил усталый Панов.
– Все прошло блестяще, Рой. У Анджея сто двадцать любов любви к Армине, сорок три люба суммарного дружелюбия к остальным, пятьдесят восемь персональных любов к Альфреду – он его несколько выделяет среди других.