Ясунари Кавабата Аригато
Осень в горах стояла в этом году чудесная, и хурма уродилась на славу.
Небольшая гавань у южной оконечности полуострова. Со второго этажа автобусной станции, рядом с которой примостилась лавчонка с дешевыми сластями, спускается шофер в желтом кителе с фиолетовым воротом. Снаружи стоит большой красный рейсовый автобус с фиолетовым флажком на радиаторе.
Переминаясь с ноги на ногу и держа в руке тощий пакетик – наверное, с какими-нибудь дешевыми карамельками, – возле станции стоит пожилая женщина. Рядом – молоденькая девушка.
Взглянув на аккуратно зашнурованные башмаки шофера и подняв затем лицо, женщина сказала:
– Значит, нынче ваша очередь вести машину, Аригато-сан? (Неизменно вежливый шофер по всякому поводу говорил «спасибо», и потому в округе его ласково прозвали Аригато-сан, то есть Господин Спасибо.) Это добрая примета. Раз вы нас повезете, может, и моей девчонке улыбнется счастье.
Шофер смотрел на девушку и молчал.
– Больше откладывать нельзя, – продолжала женщина. – Эдак ведь может без конца тянуться. К тому же скоро зима. А в холода жалко мне ее везти в такую даль. Раз все равно надо, так уж лучше, покуда стоит погода. Вот я и решила ехать сегодня.
Шофер молча кивнул и твердым солдатским шагом направился к автобусу.
– Садитесь, тетушка, на передние места. Здесь не так трясет, путь ведь не близкий.
Женщина ехала продавать дочь в публичный дом, находившийся в городке, который стоял в шестидесяти километрах отсюда и был связан железной дорогой с другими городами.
Горная дорога была тряская. Девушка сидела сразу за спиной шофера и видела одни лишь его освещенные послеполуденным солнцем прямые, широкие плечи, накренявшиеся то вправо, то влево на крутых поворотах. Его обтянутая желтым кителем спина казалась ей широкой, как мир. И казалось ей, что это он своими плечами раздвигает горы, высившиеся по обе стороны петлявшей дороги.
Им предстояло проехать через два высоких горных перевала. Автобус нагнал повозку. Кучер тотчас свернул к обочине.
– Аригато! – звонким, чистым голосом поблагодарил шофер, кивнув, точно дятел, головой.
Впереди показалась подвода с бревнами. Она тоже отъехала к краю дороги.
– Аригато! – снова прокричал шофер, поравнявшись с возчиком.
Затем посторонилась большая грузовая тележка с кладью.
– Аригато!
Потом рикша.
– Аригато!
Потом всадник.
– Аригато!
Если бы ему за пятнадцать минут пути попалось тридцать повозок, он бы и тридцать раз произнес свое «спасибо». Доведись ему проехать четыреста километров, он бы и тогда не нарушил этого правила вежливости. Оно было для него столь же простым и безыскусственным, как естественна прямизна ствола криптомерии.
Прошло уже более трех часов, как они выехали из гавани. Шофер зажег фары. Каждый раз, когда навстречу попадались телега или всадник, он тотчас гасил огни, кланялся и говорил: «Спасибо».
Возчики, кучера и всадники на всей шестидесятикилометровой трассе считали его лучшим и самым вежливым шофером.
Когда мать с дочерью вечером вылезли из автобуса на площади, где была автобусная станция, девушку всю трясло, ноги у нее подкашивались, голова кружилась.
– Погоди минуту, – бросила ей через плечо женщина и поспешила за шофером.
– Послушайте, – обратилась она к нему. – Моя девчонка говорит, что влюбилась в вас. Ничего удивительного! Ведь любая городская барышня проедет с вами тридцать-сорок километров и наверняка втюрится. Так чего же ожидать от бедной крестьянской девушки!… Я вас очень прошу… В ноги поклонюсь… Ведь с завтрашнего дня она станет забавой для разных шалопаев и кобелей, которых она сроду и в глаза никогда не видела…
На следующий день ранним утром шофер вышел из жалкого, обшарпанного домика – Дома для приезжих, а попросту ночлежки – и твердой солдатской походкой направился через площадь. Позади быстро семенили мать и дочь. Большой красный рейсовый автобус с фиолетовым флажком ожидал пассажиров, прибывших с первым поездом.
Девушка первой влезла в автобус и, облизывая кончиком языка пересохшие губы, любовно поглаживала черное кожаное сидение водителя. Мать ежилась от утреннего холода.
– Ну что, повезем девчонку назад? – говорила она шоферу. – Она сегодня с утра стала реветь, да и вы меня разбранили. Не следовало бы мне быть такой сердобольной. Да уж ладно. Назад – так назад. Придется до весны потерпеть. Зимой-то, в холода, жалко будет везти. Пусть поживет дома, пока опять не начнутся теплые дни, а там уж, хочешь не хочешь, другого выхода нет.
Трое пассажиров, прибывших с первым поездом, сели вавтобус.
Шофер поправил подушку на водительском сидении. Девушка, севшая позади него, снова вперила взгляд в его плечи, казавшиеся ей теперь удивительно теплыми и родными. Осенний утренний ветерок обдувал ее лицо.
Автобус нагнал повозку. Она свернула к обочине.
– Аригато, – поблагодарил шофер. Потом он нагнал телегу с грузом.
– Аригато! Затем – всадника.
– Аригато!
Автобус возвращался в гавань у южной оконечности полуострова, и поля и горы вдоль шестидесятикилометровой дороги то и дело оглашались возгласами шофера:
– Аригато!
– Аригато!
– Аригато!
Осень в горах стояла в этом году чудесная, и хурма уродилась на славу.