– Это здание слишком мало для размещения в нем университета столицы целого королевства, разве не так? – спросил Линкольн у Геркулеса, разглядывая фасад Центрального университета.
– В Испании все постепенно предается забвению и приходит в упадок. Это здание – то немногое, что осталось от знаменитого Центрального университета. В середине прошлого века некий высокопоставленный чиновник принял решение перевести университет из обветшавших зданий пятнадцатого века, располагавшихся в городе Алькала-де-Энарес, в столицу.
– Университет города Нью-Йорк намного больше и красивее.
– У вас, американцев, есть дурацкая привычка сравнивать все с тем, что имеется в вашей стране. А еще вы страдаете гигантоманией.
– Да, ты прав. Не обижайся.
Линкольн снял шляпу и платком вытер пот со лба. На улице появились фонарщики и принялись тушить никак не желавшие гаснуть газовые фонари; швейцары любезно открывали двери подъездов жильцам, а при необходимости могли рассказать всю подноготную своих жильцов. У входа в университет одетый в черную униформу швейцар спросил у Геркулеса и Линкольна, как их звать-величать и к какому преподавателю они идут, а затем заставил их расписаться в большущей книге учета посетителей. Поднявшись по большой каменной лестнице, друзья прошли по длинным полутемным коридорам, в которые еще не проник свет нарождающегося дня. Там они не встретили ни одного человека. Геркулес, уверенно шагая вперед, подвел своего спутника к двери, табличка на которой сообщала, что за этой дверью находится лаборатория биологических исследований. Линкольн нахмурился и озадаченно посмотрел на Геркулеса: он полагал, что они идут на встречу с каким-нибудь «светилом» из тех сфер, в которых работали покалечившие себя профессора, а не с естествоиспытателем. Геркулес постучал в дверь и дождался приглашения войти. Посреди лаборатории – оснащенной современным оборудованием и ярко освещенной – одетый в белый халат мужчина лет пятидесяти что-то разглядывал в микроскоп. Взглянув на Геркулеса и Линкольна, он – без особого энтузиазма – пожал им руки.
– Позвольте представить. Профессор, перед вами – мой друг и товарищ Джордж Линкольн, американский полицейский. Линкольн, это профессор дон Сантьяго Рамон-и-Кахаль.
– Очень приятно, – сказал профессор, впиваясь проницательным взглядом в Линкольна. Жиденькие волосы на его голове плавно переходили в не менее жидкую седоватую бороду.
– Насколько я знаю, вам приносили мою визитную карточку и записку, в которой я объяснил причины нашего к вам визита, – продолжил Геркулес. – Мы, похоже, отвлекли вас от очень важной работы…
– Не беспокойтесь. Я читаю газеты, и меня все это приводит в ужас. Я лично знаком и с профессором фон Гумбольдтом, и с профессором Франсуа Аруэ.
– Тогда вам, возможно, хорошо известно и то, какие исследования они проводили здесь, в Мадриде? – нетерпеливо спросил Линкольн.
Профессор жестом показал своим гостям, чтобы они следовали за ним, и затем, пройдя вглубь лаборатории, уселся за стол в удобном кожаном кресле. Геркулес и Линкольн сели на стулья напротив и стали ждать, когда профессор заговорит первым.
– По правде говоря, мои дружеские отношения с этими двумя профессорами ограничивались тем, что я бывал вместе с ними на нескольких вечеринках да случайно встречал их пару раз где-то еще. Мадрид не более чем большая деревня, – профессор опустил взгляд, словно о чем-то задумался, и в лаборатории снова воцарилась тишина. Солнечные лучи как бы нехотя проникали в лабораторию, и на дальней стене возникла тень головы ученого.
– Но вам, видимо, известно хоть что-нибудь о том, какими исследованиями они здесь занимались, – не унимался Линкольн.
– Вам и самим наверняка известно, в каких областях работали фон Гумбольдт и Франсуа Аруэ. Этот немецкий профессор – выдающийся историк, специализирующийся на истории Португалии, а особенно на португальской колониальной экспансии конца пятнадцатого и начала шестнадцатого веков. Многие из его коллег утверждают, что он – лучший специалист по жизни и деятельности Васко да Гамы.
– Васко да Гамы?
– Васко да Гама был португальским мореплавателем, который самым первым обогнул Африку и доплыл до Индии.
– Простите мне мое невежество, – пробормотал Линкольн, от смущения еще больше начиная коверкать испанские слова.
– Невежество, если не стремиться в нем погрязнуть, является стимулом для процесса познания. Вам не за что просить прощения. Ну что ж, как я вам говорил, профессор Гумбольдт натолкнулся на важные сведения о Васко да Гаме и причинах его первого путешествия в Индию. Единственное, что мне сказал профессор Гумбольдт по этому поводу, когда мы случайно встретились с ним на какой-то вечеринке, – это то, что он вот-вот сделает грандиозное открытие относительно тех рукописей, которые Васко да Гама привез в Лиссабон. Эти рукописи, кстати, на протяжении нескольких столетий считали бесследно исчезнувшими.