Как это соответствует его собственному отождествлению праукраинцев с оседлоземледельческой трипольской культурой, остается совершенно неясным. Ведь его идея о том, что часть трипольцев перешла за Днепр в степи и стала вести кочевой скотоводческий образ жизни, мало убеждает, расходясь со всеми имеющимися археологическими данными. Но его это мало волновало, ибо его главная задача заключалась в доказательстве бессмертности украинского народа, что для него символизировал трезубец, истоки которого он обнаруживал все в той же трипольской культуре. Больше того, он воспевал триполье как единственный и неповторимый «рай на земле», «Золотой Век всей человеческой истории» (Пайк 1992а: 16). И он не без гордости подчеркивал, что именно украинцы смогли до сих пор сберечь трипольские обряды и обычаи и только они, единственные из всех народов мира, сохранили якобы чистый генетический тип. Пайк воспевал исконный матриархат и культ женщины-матери, будто бы составлявших специфику именно украинского народа, до сих пор сохранившего живые черты этих порядков (Пайк 1992б: 20).
Нелишне напомнить, что аналогичный миф о матриархате, но на этот раз «арийско-тевтонском», развивался в 1930-х гг. некоторыми нацистскими авторами (Hermand 1992: 200–205). В целом по своему духу и основным аргументам произведение Пайка мало чем отличается от построений Силенко. Это и понятно: обоими авторами двигало желание подарить украинцам великую историю, способную вдохновить их на борьбу за Свободную Украину. Пайк упрекал украинских историков в излишней педантичности и нехватке патриотизма. Он прямо писал о том, что предоставляемые ими версии «не способны создать поколения, которые бы могли освободиться от оккупантов и построить новую Соборную Украинскую Державу» (Пайк 1992б: 22). Именно эта идея и водила пером многих эмигрантских авторов, которые недостаток профессионализма с лихвой окупали избытком патриотизма.
Вклад русских и украинских эмигрантов в сложение неоязычества отнюдь не ограничивался одними лишь рассмотренными версиями, страдавшими несомненным этноцентризмом. Однако именно последние были взяты на вооружение современными волхвами как в России, так и на Украине. Тем интереснее обратиться к несколько иному эмигрантскому наследию, позволяющему взглянуть на истоки неоязычества с иной стороны. Сегодня не подлежит сомнению, что одной из первых неоязыческих церквей в США была Церковь Афродиты, основанная Г. Боткиным. Глеб Боткин был сыном того самого доктора Е. Боткина, который был расстрелян в Ипатьевском доме вместе с царской семьей в 1918 г. Активный участник Белого движения, Г. Боткин после Гражданской войны перебрался в США, где работал книжным иллюстратором и писал романы. В своих романах он неоднократно обращался к образу богини, причем начиная с конца 1920-х гг. заставлял своих героев порывать с православием и поклоняться Афродите как всесильной богине, незаслуженно опороченной христианами. Наконец 6 мая 1938 г. Г. Боткин основал Церковь Афродиты в Нью-Йорке, которая была официально признана властями штата Нью-Йорк в октябре 1939 г. Позднее центр этой церкви переместился в Кассвиль (Нью-Джерси), а с 1963 г. находился в Шарлоттесвилле (Вирджиния). Сегодня 6 мая считается некоторыми язычниками важной датой в развитии языческого движения в США.