[1939; 1]: «Так нужно сразу подчеркнуть, что идея Священной войны является идеей первоначально персидского, арийского происхождения и лишь позже была принята арабскими племенами».
[1939; 2]: «То, что такой враг, 'язычник' и 'варвар' внутри нас, будет полностью разбит».
[1939; 3]: «Джихад» (по-арабски «Священная война»)
[1939; 4]: «Дуализм победы и добродетели, разумеется, находится здесь под влиянием общего дуализма, как он свойственен христианской вере. Однако в этой позиции снова прорывается вверх более высокое понимание, корни и логичное место которого находятся не столько в христианстве, сколько в героической действительности арийской древности».
[1939; 5]: «Ценность превращается в свою противоположность: смерть станет утверждением жизни. Сакральный воин появляется как манифестация божественного, как метафизическая сила разрушения конечного. Он активно притягивает к себе его силу, преображается и освобождается в ней, когда разбивает оковы человеческого».
[1939; 6]: «Если проверить самый глубокий смысл свойственного рыцарству понимания пробы оружия как божьего суда, то обнаруживается то же представление: победа тождественна сверхъестественному знаку правды, справедливости, права. В силу этой же идеи церемония триумфа в Риме имела скорее сакральный, чем военный характер. Триумфатор двигался в храм светлого капитолийского небесного Бога, чтобы возложить свои руки на лавры победы, что должно было выразить, что настоящим творцом победы была не столько человеческая и смертная часть победителя, как скорее его трансцендентный, надличностный элемент, который приравнивает его к подобию этого бога. По этой же причине победитель во время церемонии триумфа надевал на себя все свойственные божеству знаки и символы».
Капитолийский храм в Риме, посвященный Юпитеру (Реконструкция, 1978)
Триумф императора Марка Аврелия
Триумф императора Марка Аврелия (170-180 годы н.э.): Император носит «варварскую» бороду, вошедшую в моду в поздний период существования императорского Рима. На его боевой колеснице изображены мифологические сцены, гений – крылатый дух-покровитель – парит над головой императора.
Статья Эволы 1940 года в последний раз была опубликована на английском языке в издающемся американцем Майклом Мойнихэном журнале TYR [Julius Evola: The Traditional Doctrine of Battle and Victory, в: TYR, Vol. 2, 2003-2004].
Различия с послевоенным изданием «Восстания против современного мира»
Об изложении основной тематики в «Восстании против современного мира» уже говорилось. Однако если сравнить изданную Эволой после войны новую редакцию его основного труда [все данные относятся к следующему изданию: Юлиус Эвола: Восстание против современного мира. 4-е издание, Энгерда, 1997. Опубликованное в издательстве Arun издание следует тексту нового издания Edizioni Meditarranee, Рим, 1969.] с двумя статьями, то в глаза бросаются важные различия.
Эвола посвящает этой теме в книге две следующих друг за другом главы («Большая и Малая Священная война» и «Игры и победа»). Его рассуждения, естественно, обширны, что объясняется, в частности, большим количеством религиозно-исторических доказательств, которые приводит Эвола. В современном издании 1969 года (и также в первом издании?) отсутствует центральное высказывание, а именно, что при идее Священной войны речь идет о культурном образце, принадлежащем к арийскому, итак, в конечном счете, общеиндогерманскому культурному наследию. Он все-таки указывает на это в обеих своих статьях 1939 и 1940 годов. Эвола в начале обобщенно говорит о традициях человечества: «Поэтому кровавые предприятия и завоевательные походы традиционного человечества часто указывают на религиозный аспект и трансцендентное намерение» [стр. 151, подчеркивание Зиглинга]. В обеих статьях Эвола заменил «традиционное человечество» на «индоариев», которые стоят у истока индогерманских культур и вошли в мировую историю как создатели культуры [третье тысячелетие до н.э.]. С этим же различием проходит также рассмотрение идеи священной войны в исламской культуре, так как ссылка на заимствование арабами этой идеи из персидской и вместе с тем индогерманской культуры, на что Эвола определенно указывает в своих статьях, в книге так же отсутствует.
О подоплеках этого можно только строить версии. Традиционалистам, которые отвергают национально-народническое (фёлькиш) или нордическое мышление и принципиально рассматривают традицию как основной образец всех культур, тут следует возразить, что Эвола с его неустойчивыми изложениями, очевидно, склонялся, все же, по меньшей мере, время от времени к нордическому мировоззрению, что его статьи доказывают более чем отчетливо. В статьях Эволы почитаемая им – и по праву – Бхагавад-гита является не просто «эквивалентом исламской трактовки учения о героизме», даже если Эвола все-таки признает, что в этом произведении «можно найти то же смысловое содержание в более чистом состоянии» [стр. 155], а исходным произведением и, далее следуя нордическому мировоззрению, проявлением арийской, индогерманской и вместе с тем, в особенности, нордической духовной позиции.