В этой связи объясняется, почему в традиционном мире каждая победа получала сакральное значение. Так встречаемый с ликованием победивший на полях сражения полководец обнаруживал переживание присутствия мистической, преображающей его силы. Так нужно понимать глубокий смысл прорывающегося в славе и в «божественности» победителей сверхъестественного характера, как и то обстоятельство, что древнеримская церемония триумфа обладала в большей степени сакральными, чем чисто военными чертами.
Триумф императора Тиберия
Триумф императора Тиберия (правил с 14 по 37 годы н.э.) как божественного победителя: На серебряном кубке (из сокровищницы Boscoreale) император изображен на боевой колеснице. На колеснице можно видеть фигуры богов. Над головой императора держат лавровый венец. Легионеры, также увенчанные лаврами, следуют в триумфальном шествии.
Так часто повторяющаяся в древнеарийских традициях символика Викторий, валькирий и подобных сущностей, которые ведут души воинов в «небеса», также как миф победоносного героя, как дорический Геракл, который получает от Ники – «богини победы» – венок, который позволяет ему получить часть олимпийского бессмертия – эта символика представляется нам в совсем другом свете. И теперь становится также очевидным, каким парализующим и фривольным является способ рассмотрения, который хотел бы видеть во всем этом только «поэзию», риторику и сказку.
Таинственная теология учит, что спасающая духовная демонстрация совершается в славе, и христианская иконография окружает головы святых и мучеников ореолом славы. Все это означает хоть и искаженное, но наследие нашей более высокой героической традиции. Иранская арийская традиция уже знала понятую именно как небесный огонь славу – хварено (hvareno) – которая спускается на королей и вождей, делает их бессмертными и свидетельствует об их победах [1939; 6]. И античная королевская лучистая корона символизировала именно славу как солнечный и небесный огонь.
Свет, солнечное сияние, слава, победа, божественная королевская власть – это представления, которые появляются в арийском мире в самой тесной связи, причем не в смысле абстракций и человеческих литературных выдумок, а в смысле полностью реальных сил и властей. В этой связи мистическое учение о борьбе и победе – это для нас светящаяся высшая точка нашей общей традиции активного действия.
Эта традиция еще сегодня внятно обращается к нам – разумеется, если мы не принимаем во внимание ее внешние и обусловленные временем формы проявления. Если кто-то сегодня хочет преодолеть усталую, бескровную, сформированную из абстрактных спекуляций или лицемерно-набожных чувств духовность и одновременно также материалистическую дегенерацию активного действия, можно ли найти для этой задачи лучшие точки опоры, чем как раз показанные выше идеалы древнеарийского человека?
Но более того. Материальные и духовные напряжения в течение последних лет настолько накопились на Западе, что они могут высвободиться только посредством борьбы. Эпоха с нынешней войной идет навстречу своему концу, и теперь к прорыву готовятся силы, которыми больше нельзя владеть и управлять с помощью абстрактных идей, универсальных принципов или только нерационально осознанных мифов и превращать их в динамику новой культуры. Необходимо нечто гораздо более глубокое и более существенное, чтобы по ту сторону руин запутанного и осужденного мира для Европы началась новая эпоха.
Теперь многое будет в этом отношении зависеть от того, как отдельный человек может сегодня оформить переживание борьбы: способен ли он принять героизм и жертву именно как катарсис, как средство для освобождения и внутреннего пробуждения. Не только для окончательного победоносного завершения развития событий этого бурного времени, но и для придания формы и содержания возникающему из победы порядку это внутреннее, невидимое, далекое от всякого жеста и громкого слова действие наших борцов будет иметь решающее значение. В самой борьбе нужно обнаружить и закалить силу, которая по ту сторону шторма, крови и нужды в новой ясности в мощном спокойствии должна помочь новому творению.
Для этого сегодня на поле боя снова нужно научиться чистому активному действию, действию не только как мужскому аскетизму, но и как очищению и пути к более высоким, действующим для самих себя образам жизни – что значит, однако, в какой-то мере как раз возвращение к древней арийской западноевропейской традиции. Из дальних времен еще доносится к нам убедительный призыв: «Жизнь, как лук; душа, как стрела; цель, в которую надо попасть – наивысший дух». Кто еще сегодня переживает борьбу согласно этому учению, тот выстоит там, где сломаются другие – и станет непобедимой силой. Этот новый человек победит всякую трагичность, всякую темноту, любой хаос в себе и на сломе времен создаст начало для нового развития. Согласно древнеарийским преданиям такой героизм на самом деле может воздействовать, вызывая лучших т.е., достичь того, что ослабленный в течение веков контакт между земным миром и высшим, сверхъестественным миром будет восстановлен. Тогда борьба не будет означать ни жестокую бойню, ни безнадежную вызванную одной лишь волей к власти судьбу, а будет проверкой права и божественной миссии народа. Тогда мир будет означать не очередное погружение в серые буржуазные будни и ослабление живущего в борьбе духовного напряжения, а его совершенное завершение. Также поэтому мы сегодня снова хотим принять кредо древних, как оно выражается в словах: «Кровь героев более свята, чем чернила ученых и молитва набожных» – а также лежит в основе традиционного понимания того, что в «священной борьбе» действуют не столько одиночки, сколько мистические стихийные силы расы. Эти силы истоков создают мировые империи и ведут людей к «победоносному миру».