Джон Френч
АРИМАН: ПЕРВЫЙ ПРИНЦ
Свет меркнет. Мои глаза, видевшие так много, силятся разобрать слова, которые я пишу. Скоро наступит момент, когда я умру во второй и в последний раз. Я расплачусь своей душой за обладание запретными знаниями. Я говорю, что это станет моей второй смертью, и в некотором смысле так оно и есть. Ибо на три тысячи восемьдесят первый год своей жизни я умер в первый раз. Но это не стало концом. Ибо вот он я.
Меня зовут Ктесиас, в прошлом один из Тысячи Сынов, и это повествование о лжи и обмане, а также о том, почему я пережил одну смерть, лишь чтобы умереть снова. Но не я главное действующее лицо в этом рассказе, сия сомнительная честь достанется моему бывшему повелителю Ариману. Это его история, хотя я стал ее свидетелем.
И она начинается с того, что лезвия-бритвы вскрывают мне горло, и я с криком вылетаю из реальности.
Смерть — это безмолвие, место между «тут» и «там», между гулким сердцебиением и тишиной вечности. Меня окружила пустая чернота, тотальная и непроглядная. Я ощущал лишь ветер и касание сухой пыли. Я не чувствовал ни тела, ни лица, ни тяжести мышц и боли костей в руках. А еще я не мог вспомнить, кто я такой и как здесь очутился.
— Приветствую, Ктесиас, — раздался голос настолько неожиданный, что он показался мне ненастоящим. — Вот мы и здесь, старый друг.
Я не узнал голос, хотя и знал, что должен. Я попытался открыть рот, спросить у говорившего, кто он. Тщетно.
— Не говори, Ктесиас. Для этого у тебя нет языка, только не здесь. Тут ты не более чем безмолвное имя.
Я не знал, что имел в виду этот голос, но понимал, что он прав. Я ощущал правдивость его слов холодной кромкой кинжала на коже.
— Ты ведь знаешь, где ты, — прозвучал другой голос.
Тогда я вспомнил. Медленно потекли воспоминания, влажные и отчетливые. Мое тело лежало на металлической палубе корабля под названием «Сикоракс». Вокруг моих изломанных конечностей растекалась лужица сворачивающейся крови. Я не дышал, и оба мои сердца только что отбили свои последние удары.
— Да, все верно. Ты умираешь. Ты стоишь на пороге врат душ. Все эти века ты пытался уползти от них, но вот они здесь, распахнуты настежь и ждут тебя.
Затем пришло и остальное, все разбитые и окровавленные подробности слишком долгой жизни. Я вспомнил, что был рожден женщиной, а когда вырос, стал полубогом во времена, когда люди более не верили в них. Я вспомнил, что был воином и ученым, который позже стал нести ужас. Я вспомнил, что последние мгновения до того, как я начал умирать, полнились воем гончих и смрадом горящей крови.
— Я бы спросил, предвидел ли ты это, но ты ведь не сможешь мне ответить, верно, друг мой? Нет, подобное искусство никогда тебе не нравилось.
Затем я понял, кто со мной разговаривал, а также зачем. И едва я это понял, как тут же пожалел.
— Я здесь из-за долга, Ктесиас. Я здесь из-за крепости оков, что ты наложил на себя. Я здесь ради последнего, что ты способен отдать. Прости за формальности. Ты понимаешь, ведь ты знаешь силу и важность слов. Я всегда уважал это — смертный, что умел создавать узы из слов и имен, но сковывавших и его самого звонкими цепями пактов и сделок. Звяк, звяк… звяк, звяк…
Я словно слышал его улыбку — губы растянулись, обнажив острые зубы, язык то и дело облизывает их кончики. Я не видел его лица, но мне и не требовалось. О некоторых вещах лучше просто знать, но не видеть.
— Прости, Ктесиас. Я буду скучать по тебе. Мне было так интересно наблюдать за тобой.
Тогда меня что-то коснулось. Вокруг когтей, погрузившихся в мою душу, возникло ощущение плоти и кожи.
— Мне бы хотелось спросить, жаждешь ли ты выжить, но, боюсь, тебе больше нечего предложить. Но у тебя хотя бы осталось это время. Конечно, его немного, но большего я тебе дать не могу.
Когти стали впиваться глубже.
— Оставь его, — эхом разнесся голос. Я почувствовал тепло, и на мгновение черноту разогнал белый свет. Я узнал голос, но он не мог оказаться здесь. Он не мог явиться за мной сейчас. Я попытался закричать, предупредить его, но безмолвие крепко удерживало меня. — Ты покинешь это место, демон, и вернешь моего брата обратно в мир живых.
— Смертная тень, о, какая услада. Так мне нужно дрожать от ужаса, или это было бы неуместным?
— Я предлагаю только раз. Убирайся…
— И кто ты такой, чтобы предлагать мне подобное?
— Меня зовут Азек Ариман.
— Ну конечно, тот самый вор секретов. Существо, которое ты зовешь братом, у меня в долгу, на который он согласился по собственной воле. Я пришел за тем, что по праву мое, колдун, и ты не можешь предотвратить это.
Тьма исчезла, гром расколол мир. Боль стала мною, и когда хлестнула молния, я беззвучно закричал.
Я услышал, как Ариман резонирующим голосом бросает слова в бурю, заставив демона зашипеть и взреветь.
Затем буря стихла. Тьма возвратилась, а с ней и голос демона.
— Впечатляюще глупо. Двор Изменения смеется, оценивая твою утонченность. Чумные дети остерегаются огня твоей силы. Даже псы Трона Черепов съеживаются от звуков твоего имени, но ты не понимаешь, что в этом месте я обладаю неоспоримой мощью. Я разочарован.
— Что ты такое?
— Хороший вопрос. Самые простые вопросы зачастую самые лучшие, но задают их в последнюю очередь, верно? Я — наследник варпа. Я — погибель королей. Я — первый сын богов.
— Какие красочные слова.
— Уж тебе-то следует знать, что слова — не просто слова.
— Ты — порождение варпа, не более того. Даже со всеми твоими силами, ты — раб ложных богов.
— Я не их…
— Но ты здесь, князек, пришел вырвать душу из тела, будто падальщик.
— Я тут не ради его души. Какой прок от эфирных лоскутьев? Нет, я здесь ради чего-то большего.
— Чего же?
— Это тайна, которую я тебе не открою, а Ктесиас сказать не сможет.
Я чувствовал, как кончик когтя касается меня снова и снова, принося с собой яркий огонь боли.
— Но… но я предложу взамен кое-что другое. Ты заботишься о Ктесиасе, каким бы сломленным и отвратительным существом тот ни был. Ты хочешь, чтобы он жил, и я могу устроить это и не забирать то, что по праву мое. Я сделаю это для тебя. Но подобное не дарится просто так, не прося ничего взамен.
— Какова цена?
— Соглашение. Твои узы в обмен на его. Возьми на себя долг Ктесиаса и можешь забирать его или то, что от него осталось.
— Я не пойду на такое.
— В таком случае я, пожалуй, займусь своими делами.
Коготь дотронулся до меня снова, ощущение мышц и плоти возникло за мгновение до того, как острейшие кончики впились в меня снова. Я закричал. В физическом мире я мог выдержать боль, которая убила бы большинство людей. Но здесь, в пропасти между материей и пустотой я был просто старческим разумом. Поэтому я кричал и кричал, но не издавал ни звука.
— Стой!
Коготь отстранился, и на меня накатила волна холодного онемения.