Безошибочный инстинкт Арины не обманул ее. Михаил Иванович в случае необходимости был к ее услугам. О цене этих услуг, понятно, не упоминалось. Едва ли Арина задумывалась об этом, поскольку всем предложениям Михаила Ивановича, похоже, суждено было остаться благими намерениями. Девушке льстило, что эта загадочная личность, вызывавшая всеобщий интерес горожан, человек незаурядного ума, пополнил ряды ее поклонников. Почтение, которое он ей оказывал, имело в ее глазах особую цену.
Сопровождаемая Ольгой, которая ни за что на свете не отпустила бы ее одну, Арина увлекла инженера подальше от террасы, в темную аллею.
Со свойственной ей прямотой она сразу же приступила к делу.
– Знаете ли вы, – сказала она, – что, возможно, скоро мне понадобитесь?
– Несравненный друг, – ответил Богданов (он любил говорить в подобном тоне, нарочито утрируя голосом употребляемые им старомодные выражения), – вы знаете, что я целиком и полностью в вашем распоряжении, целиком и полностью… что я счастлив услужить вам.
– Так вот. Я хочу поступить в университет, а моя семья против.
– Ах, эта семья, семья, какое ужасное ярмо… по сути, рабство… И с вашим умом, Арина Николаевна… Какие страдания!.. Я рад, что вы подумали обо мне. Я тронут, бесконечно тронут… Но помыслили ли вы об одной вещи? – Он взял руку молодой девушки и удержал ее в своей. – Как могу я согласиться потерять вас? Что станет со мной без вас в этом варварском городе? Как я смогу отказаться от драгоценных минут, которые вы мне дарите, как я сумею смириться с этим? – Он шептал, наклонившись так близко к лицу Арины, что Ольга едва слышала его слова. – Во всяком случае, об этом надо поговорить, поразмышлять, подробно обсудить. Вы позвоните мне, не правда ли? Когда вам будет угодно. Мне ничто не помешает… Будьте уверены во мне и позвольте поблагодарить вас от всего сердца.
Арина высвободила руку. Чуть поколебавшись, обернулась к Ольге:
– Подожди меня здесь, я вернусь через минуту.
И, оставив остолбеневшую подругу, она отошла с инженером в темноту аллеи.
– Михаил Иванович, – сказала она, – я не знаю, почему обращаюсь именно к вам. Я не думала об этом. Возможно, я не права… Но я люблю ясность и хочу говорить откровенно. Мне нужны деньги, чтобы поступить в университет. Можете ли вы одолжить их мне? Я говорю одолжить, потому что в наследство от матери мне осталось несколько десятков тысяч рублей, какими я смогу распоряжаться по достижении совершеннолетия. Не хотите ли стать моим банкиром? Предлагаю заключить сделку, простую сделку. Прошу вас смотреть на это именно так. Я не хочу быть никому обязанной. Дело должно обстоять именно так, как я хочу, или вовсе никак. И я желаю получить немедленный ответ: можете ли вы одолжить мне деньги и какой процент потребуете за предоставленную сумму?
– Но, мой друг, мой драгоценный друг, я не понимаю, – заговорил Михаил Иванович. – Поверьте, я растерян… Сделка между вами и мной… Это невозможно… Да об этом и подумать нельзя! Вы, Арина Николаевна, нуждаетесь в нескольких несчастных тысячах рублей. Разумеется, эта сумма в вашем распоряжении, но без условий, безо всяких условий… Моим единственным вознаграждением будет сознание того, что я, недостойный, внесу свою лепту в развитие вашей исключительной личности. Это большая, очень большая честь для меня… Только должен сознаться, я дрожу при одной мысли, что теряю вас… Здоровье не позволяет мне жить ни в Петербурге, ни в Москве… Я должен быть уверен, что вы каждый год будете приезжать сюда на каникулы, что будете заботиться обо мне, как об инвалиде. Перед вами больной, это так, но больной, которому многое не нужно… только бы видеть вас каждую неделю… Вы не знаете, Арина Николаевна, ведь я живу только в те дни, когда вы оказываете мне милость побеседовать со мной. Очарование вашего ума – несравненное лекарство от всех моих недомоганий, один звук вашего голоса наполняет меня силой… Это чудо, истинное чудо… И позвольте также сказать вам, что я жестоко страдаю оттого, что встречаю вас только случайно, в толпе, и всегда вместе с подругой, которая, конечно, очаровательна, но по интеллекту не может сравниться с вами… Если бы вы сжалились надо мной, уделили мне несколько часов беседы, но в спокойной обстановке, вдали от докучливых людей, у меня дома… Это было бы милосердием. Вы, мой друг, обладаете таким драгоценным даром жизни, что он передается даже умирающим! Знаете, как я называю вас? Царицей Савской. Вы помните, конечно, из „Искушения святого Антония" царицу Савскую, которая умела рассказывать массу историй, одну занятнее другой. Все, что вы соглашаетесь поведать мне о вашем чудесном детстве, о днях, прожитых среди нас, для меня многоцветнее самых прекрасных восточных сказок… Вот единственная милость, которой я прошу у вас.
Сухим тоном, который странным образом контрастировал с пафосом речи охваченного крайним волнением Михаила Ивановича, Арина произнесла:
– Сколько раз в неделю до моего отъезда я должна бывать в вашем доме „царицей Савской"?
Михаил Иванович был сражен.
– Но, мой друг… – начал он.
– Отвечайте определенно, прошу вас. Я хочу знать все условия нашей сделки.
– Мне невыносимо слышать, как вы говорите… Сделка!.. Вы совершенно ошибаетесь…
– Если вы сейчас же не дадите мне ответа, я ухожу, и мы никогда больше не будем говорить об этом.
Михаил Иванович заколебался.
– Ну, не знаю, два-три раза в неделю…
– Скажем, два раза. И в продолжение скольких часов я буду рассказывать истории?
– Вы воистину жестоки, это уточнение ужасно!..
– Ну хорошо, я назначу сама. Два раза в неделю по одному часу. Таковы ваши условия… Это недешево… Мне надо подумать… До свидания…
Он удержал ее.
– Еще слово… Я собираюсь переехать. Мне неуютно. Чересчур шумный дом, и, кроме того, я слишком долго прожил там. Он полон воспоминаний… Знаете, я не могу жить, когда окружают воспоминания. Они осаждают меня… Я болен, Арина Николаевна, поймите меня. Я снял дом в пригороде – спокойный, стоящий на отшибе домик, который принадлежит Леве, портье гостиницы „Лондонская"… Он в полном моем распоряжении…
Михаил Иванович уже шел прочь, опираясь на палку, подволакивая ногу.
За ужином на террасе ресторана собралось человек десять. Арина и Ольга оказались здесь единственными женщинами. Были здесь и Павел Павлович, и высокий блондин, который в тот день в пять утра догнал Арину на улице, когда она выходила из гостиницы „Лондонская". На этот раз фаворитом Арины, которого она посадила по правую руку от себя, выступал смуглый, как ночь, студент с голубыми глазами и чудесными белыми зубами, с небольшой, благородной формы, головой. Уже перешли от водки к шампанскому. Ольга нежно поглядывала на своего соседа: положив на его руку свою, она ласково уверяла, что ей грустно до смерти и что ее душа больна. Арина искрилась жизнерадостностью и остроумием. Никогда еще она не была так весела, никогда еще так не блистала. Она верховодила всеми, и язвительные замечания острыми стрелами вылетали из ее изогнутых, как лук, губ.
Внезапно, когда разговор коснулся порядочности в любви, ее настроение изменилось, и необычным тоном, обратившим на себя всеобщее внимание, она сказала:
– А что такое порядочность? Девушка, отдающаяся за деньги, столь же порядочна, как и женщина, не имеющая любовника. Какой сторонний человек вправе решать, где честь, а где бесчестие? Подобные чувства лежат глубоко в нашей душе, и судить себя мы можем только сами… Я могла бы продать себя, – сказала Арина, пристально глядя на вздрогнувшую Ольгу, – и остаться порядочной в своих собственных глазах.
– Что вы такое говорите? – испуганно вставил блондин.
– Так вот, – продолжала Арина, – представьте себе, что у меня нет денег, а я чувствую настоятельную потребность, даже долг, развивать свои способности, учиться в университете, принимать участие в высшей духовной деятельности, для которой я создана. Мне и в голову не придет отказаться от поставленной цели, тратя время на уроки маленьким глупцам за два рубля в час. Итак, мне нужны средства. У кого я их попрошу?.. У того, кого люблю? Это невозможно, ибо любовь нельзя мешать с денежными вопросами. Но если человек, которого я не люблю, за несколько часов обладания моим телом обеспечит мне возможность богатой духовной жизни, не мой ли долг согласиться на эту сделку?.. Разве я не остаюсь одновременно порядочной и верной самой себе, принимая это именно как сделку и расплачиваясь единственным, чем обладаю? Свет может осудить меня. Но что такое свет? Сборище глупцов и скопление предрассудков. Пусть судят меня, как им будет угодно. В своих собственных глазах я останусь порядочной девушкой…