В общем, работать, работать, работать.
И на следующий день, отдохнув от кикимор с их водяным, я отправилась в ближайшую деревню. Да-да, туда, где жили Ванька с Нюшкой. Заодно посмотрю, как там у них дела, как личная жизнь складывается у обоих. Ну и поторгую зельями. Их я сложила в пространственный карман, сразу все, что были. На всякий случай. На обратном пути планировала остановиться на лесной опушке, поискать некоторые травки, которые можно собирать только до морозов. Но это все потом, потом. Сначала – торговля зельями в деревне. Ну, и заговоры всякие почитаю, против мышей, клопов, придурошных женихов. Хоть я и не ведьма, но заговоры у меня тоже выходили отменными. Вот что значит, вкладывать душу в то, чем занимаешься.
Я шла, и по лесу, и по полю, и беспечно посвистывала одну из земных мелодий. Пока еще осеннее, еле теплое солнышко светило в полную силу. Ветерок вроде как улегся. И холодно мне, тепло одетой, не было.
Еще на подступах к деревне меня сразили наповал две вещи: запах пирогов, и пение. Последнее, излишне громкое, оглушало мгновенно.
Ой, при лужку, при лужке,
При широком поле,
При знакомом табуне
Конь гулял на воле.
Эх, ты гуляй, гуляй, мой конь,
Пока не споймают,
Как споймают – зануздают
Шелковой уздою, -
– разносилось округ, да так громко, что оглохнуть мог всякий услышавший.
– Затычки мне в уши, – приказала я.
Магия сработала правильно – пение исчезло. Увы, вместе с другими звуками. И я сама теперь напоминала себе глухую тетерю.
– Кто ж тут, в деревне, такой голосистый завелся? – спросила я, как водится, саму себя. – А орала-то баба…
Голос был незнакомым, пение – громким… Два и два я сложила неохотно. Получалось, что Нюшка. И виновата в ее оре я. Ну, не только я, но еще и Васька, рассыпавший иномирную траву. Но склянку-то Ваньке отдала я.
– Заткнуть ей рот, привести ко мне на встречу, – отдала я еще один приказ своей магии.
Подождала несколько секунд для верности и вытащила затычки из ушей. Пения слышно не было. Вот же…
Магия притащила сопротивлявшуюся Нюшку пред мои очи буквально через пару минут. Все это время я стояла на своем месте, дышала свежим осенним воздухом и наслаждалась тишиной. Вот все же как же мало человеку надо для счастья. Всего лишь отсутствие громкого пения.
Увидев всклокоченную Нюшку, недовольно сверкавшую глазами, я нехорошо улыбнулась.
Нюшка побледнела. В ней наконец-то проснулся инстинкт самосохранения.
– Ну здравствуй, Нюша. Я смотрю, ты и поумнела, и похорошела. И хоть растрепанная сейчас, лицо умытое, – заметила я весело. Нюшка молчала – моя магия затыкала ей рот довольно надежно. Стояла, испуганно на меня смотрела и молчала. То, что нужно, в данной ситуации. – Что же ты, Нюша, своим пением добрых людей распугиваешь? Нехорошо это. Вот что я тебе скажу, Нюша. Если я еще раз услышу твои вопли. Ну, или кто пожалуется, что ты орешь вот так, без причины, голоса лишу навсегда. Поняла?
С последним вопросом я отозвала свою магию. И Нюшка, ощутив, что снова может говорить, начала низко кланяться и бормотать:
– Поняла, матушка травница, как не понять-то. Ты не серчай на меня, дурную. Это я от радости, что замуж выхожу. Я… Я ж никогда больше. Клятву даю…
– Верю, – кивнула я. – Ну а что народ здесь? Травницу не ждет?
– Ждет, матушка травница, еще как ждет! У Лешки-конюха кобыла никак не ожеребится. Вторые сутки, считай, пошли. А у бабки Линки поясницу прихватило. Который день не выходит из дома, в окошко жалится.
Я выслушала весь список пострадавших. Магия запомнила имена. И я отпустила Нюшку куда подальше. Бежала она от меня – только лапти сверкали. Вот, кстати, еще один признак того, что она поумнела. Пока безумная была, босиком ходила чуть ли не круглый год. А теперь, гляди ж ты, в лапти обулась.
Я решила начать с бабки Линки. Высокая, плотная, безграмотная, она была бабой вредной, противной. Но у нее всегда можно было разжиться съестным. И те же куриные яйца я у нее частенько брала в обмен на настойку от поясницы. Кристик те яйца хвалил, говорил, готовятся легко, не надо магию применять, чтобы вкусными были.
Так что я направилась к одной из изб на отшибе.
Строил ту избу муж бабки Линки, дядька Савва, на совесть строил, на века. Только он уже неделю как не жил в деревне – вместе с мужиками отправился запруду строить, рыбу на зиму ловить. Вот потому я и не знала, что бабка Линка снова поясницей мучается.