Взрыв радости оглушил Арину. Только теперь ей открылось, как мучительно её душа ждала этого звонка. Девушка смотрела на засаленные обои своей клетушки, а видела просторный кабинет со стрельчатыми окнами, выходящими на Неву, и статного брюнета, сидящего за роскошным столом с бронзовой статуэткой крылатой богини на малахитовом пьедестале.
– Григорий Александрович!? – голос Арины неожиданно для неё украсился проникновенными грудными обертонами. – Неужели вы решили отказать мне в своей стипендии?
– Да что вы, Арина Сергеевна? Как раз наоборот, я, так сказать, укрепился во мнении, что вы более, чем кто-либо, достойны моей дурацкой стипендии. Но, знаете, мои фантазии идут куда дальше. Не могли бы вы прямо сейчас спуститься на улицу, точнее, на знаменитую площадь. У самого подъезда вас ждёт моё чёрное авто.
– Вы меня заинтриговали. Через пять минут выйду.
– ОК! – весело отозвался Никифоров.
Действительно, ровно через пять минут она уже бежала вниз по ступенькам, едва касаясь перил и проклиная на каждом повороте своего стремительного спуска этот мрачный дом с этой тёмной вонючей лестницей, истоптанной ещё героями Достоевского… У подъезда с охапкой красных роз её встретил разодетый Никифоров.
– Я рад, что вы смогли пожертвовать своим временем ради разговора со мной, – несколько театрально произнёс олигарх, протягивая цветы. Его подчёркнуто праздничная одежда – бежевый костюм, светло-кремовая рубашка, бордовый галстук – говорила о совсем не деловом характере предстоящего разговора.
Арина вспыхнула, такого пышного приёма она никак не ожидала. Пару секунд она растерянно смотрела на молодцеватого бизнесмена, не зная, как поступить.
– Вынуждена признать, Григорий Александрович, вам удалось сбить меня с толку. Спасибо за цветы, но я как-то не привыкла к столь пышному оформлению ни к чему не обязывающей встречи.
– Не обращайте внимания на такую ерунду, просто перед серьёзным разговором я хотел расположить вас в свою пользу. Прошу вас в моё скромное … э-э-э,.. та скать, средство передвижения, – сбивчиво выговорил Никифоров, распахнув дверку новенького чёрного мерседеса.
– Куда мы направляемся? – спросила дрожащим голосом Арина.
– В лучший ресторан Петербурга – в Асторию, конечно.
– Вы собираетесь опоить меня до потери памяти? – съязвила Арина.
– Боюсь, мне это не удастся, хотя от устриц вам будет не уклониться. Вы пробовали когда-нибудь устриц?
– Нет, никогда, – тихо ответила она, и радостное возбуждение охватило её душу.
– А как насчёт рябчиков в ананасах?
Эти слова Никифорова заставили Арину вспомнить знаменитое двустишие Маяковского: «Ешь ананасы, рябчиков жуй, / День твой последний приходит, буржуй». С трудом сдерживая смех, она ответила:
– Почему нет, и ещё добавьте воспетые Игорем Северяниным ананасы в шампанском.
– Да-а, – протянул Никифоров, – в те далёкие времена кадры ещё не умели кутить. На мой взгляд, денег у тех кутил было маловато.
– Зато они умели стихи писать, – съязвила Арина.
– И призывать сограждан к борьбе с типа ненавистным царским режимом.
– Тот режим действительно нужно было менять, – сухо заметила Арина.
– Вижу, вы сторонница крутых действий. Одобряю. Должен признаться, я тоже не люблю тянуть резину.
– Надеюсь, вы всё-таки чтите уголовный кодекс? – делано возмутилась девушка.
– Расслабьтесь, Арина Сергеевна, это не похищение.
– Может быть, это совращение?
– О, да, Арина Сергеевна! Совершенно забыл осведомиться: «Вам уже есть восемнадцать?»
– Заставляете женщину назвать свой возраст? Увы, мне уже перевалило за двадцать.
– Тогда совратить вас у меня точно не получится.
– Надеюсь, что да.
– Так что же, Григорий Александрович, вы хотели сообщить мне по существу? – спросила Арина после десяти минут пустого разговора в ресторане.
Никифоров какое-то время молчал, уставившись в бокал с недопитым вином, потом поднял глаза на Арину и решительно приступил к активной фазе своей наступательной операции:
– Арина Сергеевна, извините меня за, та скать, бестактность. У вас есть э-э-э… типа парень?
Нельзя сказать, что Арина была захвачена врасплох этим вопросом. Этот вопрос позволял ей надеяться на интересное продолжение.
– У меня есть хороший товарищ, но не бойфренд, если вы имели в виду это. Впрочем, ничто человеческое мне не чуждо.
За последней фразой Арины скрывался её первый сексуальный опыт с одноклассником, в которого она, как ей казалось, была влюблена. Ей и ему было по семнадцать, грехопадение случилось на загородной даче подруги. Результатом было страшное разочарование и презрение к «возлюбленному».