Познакомившись с Олегом, Арина была уверена, что фантазии этого застенчивого неприметного юноши окажутся банальными и безликими. Но мечта о Галатее была чистой, трогательной и восхитительной. В ней не было ничего корыстного, ничего честолюбивого, никаких премий и шведских королей, вручающих лауреату нобелевки кожаный мешок, набитый испанскими золотыми дублонами.
– Извини, конечно, но как ты собираешься исполнить столь смелую мечту? – спросила она, с восторгом глядя на не вполне оформленного молодого человека.
И тогда он поразил её мыслью, которая вспыхнула в его голове просто как реакция на её вопрос.
– Если слепая эволюция, оперируя, по существу, лишь активностями какой-нибудь пары сотни генов, сумела создать мыслительный аппарат, то и человек, наделённый интеллектом, может такое повторить. Никакие законы термодинамики этому не препятствуют. Наше неверие в небиологический разум, скорее всего, связано с пережитками витализма. Известно, какой фурор произвёл в девятнадцатом веке Фридрих Вёлер, сумевший синтезировать мочевину. Ведь тогда все ведущие химики Европы считали, что в создании органических соединений принимает участие сверхъестественная «жизненная сила», знаменитая vis vitalis.
– Пожалуй, ты прав, – согласилась Арина. – И всё-таки, как ты собираешься повторить эволюцию?
И снова Олег был вынужден импровизировать:
– Сначала я попробую разобраться, как устроен мозг у примитивных организмов, вроде какой-нибудь миноги или даже дождевого червя. Затем создам электронный аналог их, так сказать, «мозга». А потом начну понемногу усложнять его, в общих чертах повторяя ход биологической эволюции.
И этот ответ показался Арине разумным.
– Идея выглядит разумной, но как ты смоделируешь наши эмоции? Я почему-то сильно сомневаюсь, что их, даже в принципе, можно превратить в микросхемы и потоки электронов, ибо наши эмоции – это наши внутренние переживания. Они, я бы сказала, нематериальны, по определению. Их следует отнести к духовной сфере.
– Ты правильно указала на ахиллесову пяту моего предприятия. Но какие-то глубинные фибры души, подсказывают мне, что и наши внутренние переживания можно смоделировать.
– Ну ты даёшь! Тут ты хватанул! Хочешь стереть грань между материальным и духовным? – усмехнулась Арина. – Боюсь, этого тебе уж точно не сделать.
– Всякий скажет, что у кошек и собак есть эмоции. Есть они и у птиц, и у крокодилов с черепахами. Что же касается рыб, то обыватель задумается, хотя зоолог с уверенностью скажет: «Конечно же, есть!» Стало быть можно утверждать, что все позвоночные животные в ответ на раздражение органов чувств испытывают нечто, подобное нашим ощущениям. Но ощущения ты ведь тоже должна отнести к духовному миру внутренних переживаний живого организма, не правда ли?
– Безусловно, – согласилась Арина.
– Итак, у животных внутренние переживания есть. Можно сказать, у них есть внутренний, то есть духовный, мир. Тогда как у растений никакого духовного мира, безусловно, нет, и ни один здравомыслящий биолог не отыщет у них никаких эмоций. И нервной системы у растений нет. Вполне естественно связать наличие духовного мира с нервной системой. И чем сложнее она устроена, тем шире и богаче внутренний мир животного. Всё это наводит на мысль, что духовный мир возникает в эволюции животных как некий побочный продукт деятельности нервной системы. Значит, эмоции и прочие проявления духовности обязаны возникнуть и у машины, если её снабдить структурой, подобной центральной нервной системе высших животных.
– С ума сойти! Ну и как ты представляешь себе эту структуру?
– Пока никак… Наверное, какая-нибудь хитрая комбинация микросхем.
– Но как узнать, что машина приобрела способность испытывать чувства? – задала Арина вопрос, на который, она считала, Олег уж точно не ответит.
Однако Олег попробовал:
– Ты, конечно, знаешь историю о крысе, без конца нажимающей лапкой на педаль. Этим нажатием она направляла электрический импульс в электрод, вживлённый в определённый участок её мозга. Крыса забывала про пищу и сон ради чего-то важного, что она получала нажиманием на педаль. Учёные, описавшие это явление, не сомневались, что электрод случайно попал в центр удовольствия животного. Значит, если машина в сходном эксперименте будет так же, как та несчастная крыса, без конца раздражать какой-то участок своего электронного мозга, мы сможем с большой вероятностью сказать, что машина испытывает удовольствие.
– Я, вообще-то, не верю, что такой опыт что-то докажет, но ты, я вижу, парень не промах! – восхищение горело в агатовых очах красавицы.