Я возражаю:
– Если вы испытываете чувство вины, это совершенно не значит, что я тоже должен чувствовать себя виноватым, как и вы. Я старался изо всех сил, делал все, что мог. И я не виноват в том, что мои дети и все женщины, которых я встречал на своем пути, оказались такими неблагодарными. Они так и не поняли, чем я жертвовал ради них. Им хотелось, чтобы я принадлежал им полностью.
Отец улыбается:
– Ты по-прежнему ничего не хочешь слышать, ты закрыт и защищаешься, сынок. Если захочешь, мы могли бы друг другу помогать в будущем. Я ведь верил, что мое чувство вины поможет мне думать о себе лучше или вести себя иначе… Почему бы и тебе не признать, что ты тоже иногда чувствуешь себя виноватым?
Мать обращается к отцу:
– Помнишь, дорогой, как часто наши проводники повторяли нам, что чувство вины вредит освобождению и истинной свободе… Мы же ничем не отличаемся от нашего сына: он сопротивляется тому, что говоришь ему ты, а мы сопротивлялись советам наших проводников. Вместо того чтобы учиться чему-то новому, мы предпочли сохранить связь с сыном. К счастью, эти привычки можно изменить в любой момент. Я готова учиться, но хочу делать это вместе с тобой. Как думаешь, мы можем и дальше развиваться вместе?
Вдруг появляется МИШАЭЛЬ. Он сообщает, что, пока у нас есть желание развиваться и совершенствоваться, всегда есть надежда, что на нашем пути появится кто-то, кто захочет протянуть нам руку помощи. Он объясняет моим родителям, что при желании они могут принять решение вернуться на Землю вместе и одновременно со мной. Для каждого из нас троих это будет отличная возможность взаимопомощи для постижения истинной любви.
Он добавляет:
– Вы говорили о чувстве вины. Вот что я могу посоветовать, чтобы вам помочь: как только почувствуешь себя виноватым, постарайся понять, каким было твое намерение. Хотел ли ты причинить кому-то боль или навредить? Или же ты старался поступить как можно лучше согласно твоим знаниям, способностям, а главное – пределам?
И заканчивает на высокой ноте:
– Когда люди перестанут испытывать чувство вины по любому поводу, на Земле наступит рай. Мы сможем наслаждаться этим и жить в истинной любви.
Опять он про истинную любовь! Этот МИШАЭЛЬ, похоже, такой же ограниченный, как и мои родители. Бог ты мой, что это еще за истинная любовь? Оставит он меня наконец в покое с этими глупостями? Но почему он так пристально рассматривает меня? И почему он улыбается, особенно сейчас, когда я про себя называю его упрямцем?
Заметив мой недоверчивый и вопросительный взгляд, МИШАЭЛЬ подводит итог:
– Пройдет еще немного времени, и все, что я говорю, обретет для тебя смысл.
Затем он исчезает, оставив меня в полном замешательстве.
– 4 —
Двое детей
Теперь у меня больше нет доступа к тому, что происходит на астральном плане, и мне снова открывается видение событий земных. Я вижу все одновременно и постепенно начинаю привыкать к новому способу восприятия людей, вещей, событий. Мои родители оказались правы. Мне стоит лишь мысленно направить на что-то свой взгляд, и я обретаю возможность видеть это.
Странное явление… От предметов, а особенно от людей, исходит некое радужное, переливчатое сияние. Может, это и есть «энергия, которую излучают люди»? Когда-то мне рассказывали об этом. Но вот мне снова становится нехорошо. Только что я чувствовал себя превосходно, а спустя лишь мгновение у меня предчувствие какой-то надвигающейся катастрофы. Это так неожиданно! Что же делать? И почему нет никого, кто мог бы подготовить нас к таким вещам еще при жизни?
Мысленно я возвращаюсь к своему дому, самолету, яхте. Что станет со всем этим имуществом, ради которого я работал как проклятый? А с моими иностранными инвестициями? Их у меня больше чем на миллион, да еще вклады на банковских счетах! Больше всего меня волнует депозит на Каймановых островах. В моем детстве мне рассказывали, что БОГ добр и справедлив. Но сейчас я в эту ложь не верю. У меня есть доказательства, что это заблуждение. Жизнь очень несправедлива, в ней нет места БОГУ. Так что же будет с моим богатством? Смогут ли мои дети воспользоваться всем этим добром? И почему я не послушался нотариуса? Ведь он же говорил мне насчет завещания!