Выбрать главу

Франк был взят в плен индейцами, бежал от них в Сан-Франциско, узнал, что я считала его умершим, отправился в Англию и отыскал меня здесь как раз в день венчания.

— Я прочел в газетах, — объяснил американец. — Там была упомянута фамилия невесты и церковь, где ее будут венчать, но не сказано, где она живет.

— Мы стали толковать о том, что нам следует делать. Франк стоял за откровенное объяснение, но мне было так стыдно, что хотелось исчезнуть и никогда больше никого не видеть. Я решила только написать папе, что я жива. Мне страшно было подумать, что все эти лорды и леди сидят за столом в ожидании меня. Франк взял мое подвенечное платье и все вещи, связал их в узел и бросил его куда-то, чтобы меня не могли проследить. По всей вероятности, мы завтра же уехали бы в Париж, если бы к нам не пришел вот этот любезный господин — мистер Холмс. (Хотя я не понимаю, как он нас нашел). Он очень добро и ясно доказал мне, что я неправа, а Франк прав и, что если мы будем скрываться, то все обвинят нас. Потом он предложил нам поговорить с лордом Сен-Симоном наедине, и мы сейчас же приехали к нему. Ну, Роберт, теперь вы все знаете. Мне очень жаль, что я причинила вам огорчение. Надеюсь, что вы не очень дурно думаете обо мне.

Во время ее продолжительного рассказа лорд стоял в прежней позе, с нахмуренными бровями и крепко сжатыми губами.

— Извините, — проговорил он, — я не привык обсуждать публично мои интимные дела.

— Так вы не прощаете меня? Не хотите пожать мне руку на прощанье?

— О, отчего же нет, если это может доставить вам удовольствие.

Он холодно пожал протянутую ему руку.

— Я надеялся, что вы запросто поужинаете с нами, — сказал Холмс.

— Это уж слишком, — ответил лорд. — Я вынужден покориться обстоятельствам, но не вижу причины радоваться. Позвольте пожелать вам всем доброй ночи.

Он сделал общий поклон и величественно вышел из комнаты.

— Надеюсь, что, по крайней мере, вы не откажетесь сделать мне честь поужинать с нами, — сказал Шерлок Холмс. — Я всегда рад видеть американца, мистер Моультон, потому что я из тех людей, которые думают, что ошибки правительства в былые годы не помешают нашим детям стать со временем гражданами огромного государства под соединенным флагом Великобритании и Соединенных Штатов.

— А дело-то вышло очень интересное, — заметил Холмс по уходе наших гостей. — Оно показало, как просто объясняется иногда дело, кажущееся необъяснимым. На что уж казался загадочным данный случай. А между тем нет ничего более естественного того хода событий, о котором рассказала нам миссис Моультон. А с другой стороны, какой странный результат, если взглянуть на дело с точки зрения мистера Лестрэда.

— Так, значит, вы не ошиблись?

— С первой же минуты мне стало ясно, что невеста охотно согласилась на брак, а затем раскаялась в своем согласии за несколько минут до возвращения домой. Очевидно, утром произошло что-то, вызвавшее в ней перемену настроения. Что бы это могло быть? Она не могла говорить с кем-нибудь наедине, потому что все время была с женихом. Не видела ли она кого-нибудь? Если видела, то несомненно американца, так как она в Англии недавно и вряд ли кто-нибудь мог приобрести над ней такое влияние, чтобы при виде его она могла изменить все свои планы. Как видите, с помощью метода исключения, мы пришли к выводу, что она видела американца. Кто же этот американец и почему он имеет на нее такое влияние? Это или любовник, или муж. Я знал, что она провела юность в грубой обстановке и в странных условиях. Я дошел до этих выводов еще раньше посещения лорда Сен-Симона. Когда же он рассказал нам про господина, который сидел на скамье, про внезапную перемену в настроении невесты, про то, как она уронила букет (самый обыкновенный способ передачи записки), про разговор с горничной, знавшей все ее дела, на жаргоне, — все стало вполне ясным для меня. Она бежала с мужчиной — любовником или мужем, вероятнее с мужем.

— А как вы их нашли?

— Это было бы трудно, но в руках у нашего друга Лестрэда было драгоценное сведение, значение которого он не понял. Конечно, инициалы играли важную роль, но еще важнее было узнать, что он прожил неделю в одной из лучших английских гостиниц.

— Как вы это узнали?

— По ценам. Восемь шиллингов за постель и восемь пенсов за стакан хереса — такие цены бывают только в самых шикарных гостиницах, каких не много в Лондоне. Во второй из тех, в которые я заходил, находящейся в Нортумберланд-авеню, я узнал в бюро, что Фрэнцис Г. Моультон, американец, выехал накануне. Я попросил взглянуть в приходную книгу и увидел те же цифры, что и на счете. Письма он велел адресовать на площадь Гордона, 226. Я отправился туда и, к счастью, застал влюбленную парочку дома. Я взял на себя дать им отеческий совет, доказал, что им лучше выяснить свое положение перед светом вообще и перед лордом Сен-Симоном в частности, и пригласил их сюда, чтоб поговорить с ним. Как видите, он явился.