Мадлен едва верила своим ушам. Филипп завещал Кершолен ей, то есть не совсем ей, а ее мужу. Но оказалось, что ее это не радует. Она предпочла бы жить на уютной ферме, а не в этом темном и мрачном доме Ее определенно пугала мысль стать хозяйкой такого дома. Как могла она чувствовать себя здесь свободно, когда ее родители были подданными Филиппа и жили в жалкой хижине?..
— Ты давно узнал об этом? — слабым голосом спросила она.
— Перед смертью Филиппа… Но сначала я пропустил его слова мимо ушей. — Люк улыбнулся. — Пока не пришлось подумать о том, где нам жить.
— И тебе ни разу не пришло в голову поделиться со мной?
Он ответил не сразу — только уже выходя из кареты:
— Я хотел сделать тебе сюрприз.
Быстро подойдя к двери, Люк резко постучал в нее молоточком. Потом вернулся к карете и подал руку Мадлен. Она выбиралась медленно, ноги ее затекли от долгого сидения. Свет в окне стал ярче. Донесся звук отодвигаемого засова, и дверь распахнулась. Средних лет женщина в темном платье и со свечой в руках присмотрелась к ним, потом неуверенно улыбнулась. Ее лицо казалось суровым и жестким в свете свечи. В глубине холла со скрипом отворилась еще одна дверь, и из нее показался мужчина. Он тоже был не молод. Одернув рубаху, он пошел им навстречу.
— Вот, познакомьтесь: ваша новая хозяйка — госпожа Валери, — сказал Люк, обращаясь к супругам Лебрун, которых он нанял незадолго до этого в качестве слуг.
Мадлен была шокирована таким представлением. Слава Богу, что ее еще не назвали графиней! Она заставила себя поприветствовать чету, решив не показывать своей неловкости.
— Ваша комната готова, — сказала Люку мадам Лебрун. — Провести вас туда или хотите сначала поесть в гостиной?
— Мы пойдем в свою комнату, — ответил Люк, беря Мадлен за руку. — Потом, обращаясь к мсье Лебруну, приказал: — Внесите в дом наши вещи и позаботьтесь о лошадях.
Мадам Лебрун повела их по широкой каменной лестнице, начинавшейся в дальней части холла. Со стен на них мрачно взирали потускневшие, писанные маслом портреты предков Филиппа. На Мадлен нахлынули воспоминания. Как страшно ей было в первый раз идти за Филиппом по этой лестнице! Она внутренне усмехнулась схожести тех ощущений с нынешними. Сейчас ей было так же тревожно, как и тогда, и так же, как и тогда, на душе скребли кошки.
Поднявшись на второй этаж, их проводница свернула направо по коридору. Навощенные полы кое-где были покрыты ветхими коврами. Казалось, они вот-вот расползутся. Вдоль одной стены коридора шли высокие окна во двор. Вдоль другой — четыре двери, расположенные на большом расстоянии друг от друга. Мадам Лебрун открыла третью по счету дверь и отступила, пропуская Люка и Мадлен.
Им предстала старомодная комната, темная, с низким потолком, пересеченным тяжелыми балками, и с поблекшими гобеленами на стенах. Здесь стояла массивная кровать, накрытая какой-то темно-красной тканью, туалетный столик с небольшим зеркалом и пара стульев с бархатной обивкой. Ничто тут не напоминало об элегантности обстановки парижской квартиры Филиппа.
Отдельные предметы мебели даже не соответствовали друг другу, поскольку были собраны из разных мест. Впрочем, в комнате было чисто, а в камине уютно горел огонь. Мадлен это обрадовало, потому что, несмотря на солнечный день, к вечеру становилось довольно холодно.
— Все сделано, как вы велели. — Мадам Лебрун жестом указала на дверь, ведущую, очевидно, в соседнюю комнату. — Камин в гардеробной тоже горит. Если захотите, есть вино и коньяк.
Люк отпустил служанку, и Мадлен, повернувшись к камину, стала смотреть на огонь. В тишине комнаты слышно было, как потрескивают и шипят сырые дрова. Она чувствовала себя растерянной и чуть ли не обманутой. Ничего этого Люк не обсуждал с ней.
— Мадлен, что-то не так? — спросил он.
— Да! — Она глубоко вздохнула, прежде чем обернуться к нему. — Люк, я чувствую себя неловко здесь.
— Неловко? — Он был удивлен. Очевидно, ему это никак не могло прийти в голову. — Ты будешь тут хозяйкой.
— Крестьяне вспомнят меня! Он ухмыльнулся.
— Ты изменилась, Мади, поверь. Они тебя не узнают. Им известно только, что ты — госпожа Валери. Они не станут задавать вопросов.
— А если станут — что тогда?
— Я не хочу это обсуждать, — неприятным голосом сказал он, сужая глаза. — Ты моя жена. Ты — графиня!
Мадлен раздражала его манера то вспоминать, то забывать титул в зависимости от обстоятельств.
— А эти слуги, они давно в доме? — сухо спросила она.
— Да нет, Лебруны здесь люди новые. Прежняя пара, служившая в доме, когда я здесь появился впервые, обрадовалась возможности переехать к своей дочери в Ванн. Нет ничего хуже старых слуг при новых хозяевах.
— Ты мог бы обсудить все это со мной — взорвалась Мадлен. — Так же, как и сказать, какое у меня приданое — Она раздраженно сорвала плащ и бросила на стул.
— Сядь, Мадлен, — спокойно сказал он. — Я принесу тебе выпить. Кажется, у тебя расшалились нервы.
Нервы! Мадлен готова была задушить его. Она имела не один случай познакомиться с его надменной самоуверенностью, но теперь он превзошел самого себя. Тем не менее, она повиновалась и сидела в ледяном молчании, пока он ходил в гардеробную.
Люк вернулся через несколько минут с двумя бокалами белого вина. Один он подал ей, а другой поставил на каминную полку. Зайдя за спину Мадлен, он обнял ее за плечи и стал их поглаживать. При всей своей досаде, Мадлен не могла не реагировать на его прикосновения. Она постанывала от наслаждения и даже не заметила, как в комнату вошел слуга с сундуком. Когда Люк нагнулся, чтобы поцеловать ее в шею, губы его обжигали, как угли.
— Ты, наверное, устала, — тихо сказал он. — Иди приготовься ко сну.
Взяв бокал, Люк еще раз взглянул на Мадлен, прежде чем сделать добрый глоток вина. До сих пор ей не приходило в голову, что он может нервничать так же, как она, испытывать ту же тревогу. Он столь тщательно готовился к этой минуте, но вот теперь не мог избавиться от неловкого чувства, что все получается не так. Мадлен топорщится, как ежик, именно тогда, когда он хочет от нее любви и нежности.
Сидя у камина, он налил еще бокал вина и постарался убедить себя, что пьет не для поднятия духа. С женщинами у него никогда не возникало проблем. Он их любил, а потом оставлял. Навсегда. Но с Мадлен все было не так. Он волновался, как школьник, сверх всякой меры.
Волновалась и Мадлен Она готовилась к встрече с ним в постели. И в то же время ей хотелось убежать куда глаза глядят. Люк женился на ней ради того, что должно произойти этой ночью, и она очень боялась, что он не найдет это достойным уплаченной цены.
Ей не хотелось находиться в этом доме, в этой комнате, но Кершолен, кажется, очень важен для Люка. Не он ли перетянул чашу весов в пользу брака с нею. В конце концов, Люк ведь оказался аристократом без имения, и ему было приятно теперь снова входить в роль хозяина.
Неохотно подняв крышку сундука, Мадлен с удивлением обнаружила лежащую на самом верху шелковую ночную рубашку цвета слоновой кости. Не Люк ли покупал, мысленно поинтересовалась она. Тетушке такой подарок не по средствам. Склоняясь перед неизбежным, она сбросила одежду и надела рубашку. Когда это было сделано, она вытащила шпильки из волос, нашла расческу и быстро прошлась по упавшим до плеч локонам. Она направлялась к кровати, когда в комнату вошел Люк. Он был босиком, в штанах и рубахе с расстегнутым воротом. В руке у него снова был полный бокал вина.
Неловкая и смущенная, Мадлен остановилась, увидев огонь желания в его глазах.
— О мой Бог! — вполголоса пробормотал он. — Мадлен, ты прекраснейшая из женщин! Я едва не умер, желая тебя.
Двинувшись к ней, он на ходу выпил половину бокала и предложил ей остальное.
— Выпей. Это поможет тебе расслабиться. Она медленно повиновалась, глядя ему в глаза. Люк взял бокал из ее руки и поставил на столик у кровати. Потом обнял ее и наклонил голову, чтобы поцеловать влажные от вина губы.