Один против четверых…
Похоже, что сейчас я огребу не по-детски.
Сдаваться не собираюсь! Это не в моих правилах!
Если уж драться, так от души. Плевать на запреты, плевать на разговоры о чести! Я должен нахлобучить этих ублюдков!
В крови закипает чувство восторга и злой радости! Я смогу! Я выдержу и сделаю это!
Я делаю первую мудру и тут же следует крик курсанта:
— Нельзя использовать оммёдо! Ещё одна мудра и хинин будет дисквалифицирован!
Черт… А вот моих противников это не касается!
Вон, как разгораются кулаки в усилениях.
— Толстые ветви деревьев не выдерживают тяжести снега и ломаются, а тонкие ветки пригибаются, а потом сбрасывают снег и выпрямляются как ни в чем не бывало! — снова раздался мужской незнакомый голос. — Мягкость побеждает силу и зло! Примени стратегию!
— Но как? — невольно вырывается у меня.
— Хинин, ты спрашиваешь — как тебе поклониться? С нас будет довольно догэдза, земного поклона. Поклонись, покайся в том, что решил поступить в академию с аристократами, а мы тебя помилуем! — прохрипел Минори.
— Тебе сейчас не справиться с ними. Скажи, что через месяц ты будешь готов выйти на соревнование с десятью мастерами первого курса. И сделаешь это на глазах у всех, во время вечеринки в честь первокурсников! — быстро проговорил незримый бас.
— Изаму, уходи! Беги, Изаму! — кричала Кацуми из кабинки.
Успокаивающе махнул ей рукой, мол, всё нормально. Шакко попыталась разбить стекло, но куда там…
Я же улыбнулся, взглянул на четверку дерзко и сказал:
— Ребята, я сейчас легко вам навтыкаю, но об этом подвиге мало кто узнает. Я бросаю вам вызов — сойдемся в поединке на вечеринке в честь первого курса. Вижу, что вас всего лишь четверо… Соберите с собой ещё шестерых мастеров первого курса. Хинин докажет вам, что не боится любого скопища аристократов. И это произойдет на глазах у толпы. После этой битвы вы получите небывалый авторитет, а я… Если я проиграю, то будь по-вашему — я уйду из академии. Уйду с позором, обмазав башку конским навозом. Принесу себя в жертву существующему режиму.
Мне показалось или преподаватель насторожился?
— Что? Ты хочешь отсрочить наказание? — прохрипел Минори. — Ребята, валим этого гандона!
— Отставить! — выкрикнул Камавура. — Отставить! Такаги-сан, вы хотите принести себя в жертву режиму? Но почему бы вам не принести себя в жертву чести и достоинства? Или вам такие понятия неизвестны?
— Что вы имеете ввиду, Камавура-сан? — пробурчал я, чувствуя какую-то ловушку.
— Что если вы не просто обмажете свою голову навозом, а совершите сэппуку на глазах у всех? Разве это не хорошая мотивация для красивой битвы?
— Что-о-о? — хором выдохнули мои ребята и люди Минори вместе с ним.
— А что? Военная академия чтит честь и достоинство. Вы своим нахождением здесь вносите разлад в существующее положение вещей. Ваше предложение интересно, но если вы позволите привнести в него перчинку в виде сэппуку, то я могу гарантировать со своей стороны полнейшее невмешательство в вашу жизнь ровно месяц.
— Как я могу вам верить? — спросил я. — Вы уже показали, как можете судить…
— Дьявольский Шар! — выкрикнул Камавура и на его ладони возникла уже знакомая шаровая молния. — Я обещаю своё покровительство Изаму Такаги до боя на вечеринке в честь первокурсников, если он согласится сделать сэппуку в случае проигрыша на том бою. Огава и его друзья не будут преследовать Такаги, но и он не станет нападать на них.
Дьявольский Шар… Оммёдо, которое не дает нарушить слово. Я уже два раза был им связан. Похоже, что Бог любит троицу.
— Соглашайся, Такаги-сан! — произнес мужской голос в ушах. — Мы всё равно победим. На нашей стороне правда, а кто прав, тот и сильнее…
— Соглашайся, Изаму! — воскликнул голосок Кохэку. — Мы не проиграем!
Я поджал губы…
Что же, выбор не особо богат. Либо сейчас меня отмудохают четыре парня, один из которых мастер, на глазах у любимой девушки, либо я закончу жизнь самоубийством при проигрыше.
Зато у меня будет месяц!
А за этот месяц можно поднатореть в боевых искусствах. Можно будет подкачаться, можно будет…
Можно понадеяться на русский «авось». Он меня пока ещё никогда не подводил.
Что же, если я Идущий во тьму, значит, меня ждет один финал. И если я поверю призракам, то тогда…
Либо сейчас… Либо через месяц…
Я слышу мертвых. Я радуюсь разрушению. Я… Я…
— Изаму! Нет! — выкрикнула Кацуми, пытаясь пробить стекло огненным мечом.
— Босс, сваливай оттуда!
— Изаму-кун, уходи!
— Поклонись, грязный хинин!
— Я согласен! — рявкнул я, глядя на Камавуру. — Пусть будет так!
Глава 19
Ух, как же кричала Кацуми. Какими словами называла меня Шакко. Даже Малыш угрюмо бурчал, что я погорячился.
Надо было найти другой выход. Надо было...
Вот только как иначе я мог поступить, если на четырех лицах написан приговор? Эти четверо так просто от меня не отстали... А преподаватель был на их стороне.
Трудно соревноваться в битве, в которой исход известен изначально. Уйти не получится, победить тоже. Остается только прибегнуть к отсрочке.
Доверился мертвецу...
Впрочем, я бы и без мертвеца не пошел бы в атаку на пролом. Так только в бояраниме можно, чтобы махнул членом и тут же образовалась улочка, чтобы почесал яйцо и возник переулочек...
Нет, я крут. Для касты, которую олицетворяю, я вообще почти божество. Но у каждого божества есть свои пределы. Поэтому и надо перенести сражение на более позднее время. А уж с кем там сражаться — насрать. Подкачаюсь, подучусь, что-нибудь сделаю...
Сука!
Да не мог я иначе! Не мог!
Если бы пошел в бой, то и себя погубил, и ребят подставил. Вряд ли после такого нарушения им бы дали шанс выйти живыми с арены. Тем более, что Минори уже точил зуб на Кацуми.
Не мог я подставить друзей. Несмотря на то, что снаружи я уже японец, внутри-то всё ещё русский. А у нас принято дорожить друзьями. Принято вступаться и идти до конца. Но как это передать друзьям? Как это сказать так, чтобы на меня не посмотрели, как на умалишенного?
Принял решение молчать. Молчать до упора. Опустить голову и не издавать ни звука.
Кацуми продолжала ругаться ещё полчаса. Вплоть до того времени, пока водитель из клана Утида не подогнал машину. После этого она фыркнула, села в машину и выпрямилась с видом оскорбленной королевы.
Ладно, как-нибудь потом получится заслужить прощение. Впрочем, если за меня вступится её отец, Кенджи Утида, то он прочистит мозги дочери и пояснит, что я не мог иначе. Думаю, что он сможет понять мой замысел.
Я молчал вплоть до самой базы. Уже там отмахнулся от нудящей Шакко и бурчащего Малыша. После этого попросил сэнсэя зайти ко мне под предлогом выпить чаю и поговорить о сложившейся ситуации.
Сэнсэй зашел и плюхнулся на диван. Не обнаружив чай, вопросительно взглянул на меня. Я же в ответ хмыкнул и рассказал обо всём, что случилось. Сэнсэй не перебивал, только изредка покачивал головой.
Рассказал всё и про подлянку преподавателя, и про ощущения от боя, и про договор на Дьявольском Шаре. Сэнсэй только хмыкнул в ответ, когда я закончил. Я ждал продолжения звуков, может быть ругани, может совета, но он просто молчал. Уставился в головку на кресле и молчал.
— Как много смысла в этой тишине, — наконец нарушил я молчание.
— А что ты ждешь от меня? — со вздохом проговорил Норобу.
— Жду хотя бы какой-то реакции.
— Могу глубокомысленно произнести хокку.
— А без поэзии никак?
— Тень, без поэзии никак. Тут либо со стихами, либо с бутылкой. Есть ещё третий вариант — стихи после бутылки, но он всё равно неприемлем для тебя.
— А что скажешь по поводу произошедшего? — покачал я головой.
— Всё плохо, Тень. Я не беру в расчет этих молодых ублюдков и их преподавателя. Плохо то, что ты услышал ещё одного мертвеца. Он сейчас здесь?