К тому же, я не очень-то доверял своим неожиданно появившимся союзникам. Если они так легко смогли отойти от своей группы, то почему бы им снова не примкнуть обратно?
Поэтому приходилось заниматься. Заниматься до двадцатого пота, когда все вещи на теле можно было выжимать. Если бы не темные силы Оивы, то даже не знаю — выдержал бы я этот невыносимый тренинг или нет. Даже для меня был неожиданным тот момент, что когда силы были на исходе, вдруг следовал прилив и я мог продолжать заниматься. Учителя же на меня только поглядывали, иногда удивленно поднимая брови, когда я, только что лежавший морской звездой на берегу, вдруг вскакивал и предлагал продолжить занятия.
Ещё мои учителя очень любили включать в тренировочный процесс психологическую составляющую. Они считали, что чем интенсивнее и сильнее будут подготовительные занятия, тем больше у меня будет шансов выжить в реальных боевых условиях. Обязательно включался психологический прессинг во время выполнения нагрузок. Учителя покрывали меня отборными ругательствами, открыто провоцировали на срыв, чтобы прибавить пару кругов в нагрузку. А прохождение полосы препятствий обязательно изобиловало ловушками, горящими точками и многим другим. Постоянно проводились учения в условиях приближенным к боевым, где разрешено применение как силы, так и оммёдо.
Обучение в академии для меня стало той отдушиной, во время которой можно было отдохнуть и набраться сил. А восстановление у меня шло самым что ни на есть полным ходом. Мышцы крепли, связки растягивались, мускулы наливались силой.
Даже ночью, сквозь легкий сон, я чувствовал, как под кожей идет работа — уставшие за день мышцы восстанавливались и набирались алмазной крепости. Кулаки становились болванками, а оммёдо становилось всё эффективнее и сильнее.
Правда, куда-то делось то самое чувство превосходства и довольства победой. Когда я одержал верх над Годзиллой, то не испытал ничего, кроме слабого удовлетворения, как будто просто перевел бабушку через дорогу. И ничего больше...
Зато вот когда черные лица жертв выпрастывались из дыма, чтобы пронзить ту женщину, тогда ко мне приходило прежние чувства довольства. Я упивался, глядя на её страдания. Я жаждал её страданий, хотел, чтобы она получила как можно больше боли. Чтобы поняла — что именно чувствовали её многочисленные жертвы.
А вот та самая статуэтка, которую мне подарила Оива, увеличилась до колена. Да, как-то сами собой появилась ножка, выглядывающая из-под полы кимоно. Контуры второй ноги можно было увидеть под искусно вырезанным одеянием. Всего лишь до колена, но изящество голени можно оценить как выше всяких похвал.
Что же это такое вырастает?
Или кто?
Оива не сказала. Темнит чего-то, королева потустороннего мира и царица демонов. На связь не выходит, только помогает с восстановлением и
Но, пока что помогает, а дальше видно будет. Русский "авось" в действии.
Тем более, что сейчас мы нацелились на Харуку Кобаяши, а операцию по привлечению этой девушки на свою сторону следовало продумать капитально. Харуку чертовски красива и знает это. Значит, на кривой козе к ней не подъедешь. Да ещё нужно сломать тот ментальный забор, которым окружает мастеров Камавура. А это можно добиться только через потрясение, да ещё такое, которое заденет струнку девичьей души.
Об этом заборе мне поведал Ютака Ямада. Рассказал, как их обрабатывает преподаватель боевых искусств, внушая ненависть ко мне. Что же, весьма действенно работает — одновременное движение, крики, да небось ещё и чем-нибудь психотропным обдает. Так свершались революции, когда людей заставляли поверить в то, что они в едином порыве хотят совершить нечто «справедливое».
Чтобы сломать такую обработку, нужно было показать ровно противоположное тому, что внушалось. Да ещё показать так, чтобы всё внутри перевернулось. Чтобы мозги встали на место…
Я выяснил, что Харуку любила автомобильные гонки. На этом и надо было сыграть так, чтобы комар носа не подточил… Для задействования в операции я выбрал Мрамора. Он показал себя неплохо на дороге не только за рулем мотоцикла, так что сможет отыграть на все сто.
Девушка любила покататься по трассе Бэйшор Рут, которую в простонародье назвали Ванган. Что же, как раз на этой трассе и встретятся Мрамор и Харуку.
Запланировано всё было на вечер среды. Мы с Мрамором заранее посмотрели записи с камер наблюдения на трассе, просчитали время появления Харуку и утвердили маршрут. Оставалось только взять крошку на мушку.
Так как Харуку частенько любила поиграть «в шашечки», то есть перестраивалась из ряда в ряд идущего потока, то на этой волне и решили её поймать.
Машины мне пожертвовала для такого случая Мизуки Сато, дочь оябуна Казено-тсубаса-кай. Она заинтересовалась нашей операцией и решила тоже поучаствовать. Сказала, что если всё пройдет нормально, то возьмет на вооружение данный способ заработка. Мизуки вообще любила зарабатывать не вполне правомерным путем…
— Что вы будете делать, малыш? — спросила Мизуки, когда я приехал к ней с Мрамором в офис.
— Я буду ехать впереди, изображать аккуратного водителя. Дождемся появления Харуку и поиграем. Вы чуть поодаль начнете оттормаживать поток. Харуку понадобится скорость, она начнет перестраиваться и в этот момент я подставлюсь. Постараюсь сильно не повредить машину, но, если даже что-то такое произойдет, то у нас есть очень хорошая автомастерская, где придадут автомобилю первоначальный вид, — я хитро взглянул на Мрамора и подмигнул ему.
Мрамор улыбнулся в ответ. Он понял, что я говорил про Томозоку. Хозяин автомастерской полчаса распинался, чтобы добиться прощения Мрамора. А бывший босодзоку выбил из него ещё немало преференций для себя и своих мототаксистов.
— Хорошо, а у нас только роль тормозящей стороны? — подняла бровь Мизуки.
— Нет, конечно же нет! — улыбнулся я в ответ. — Как только мы остановимся, так тебе, Мизуки-сама, предстоит играть суровую вакагасиру. Будешь кричать, что эта ваза бесценна и везли её для подарка оябуну другого клана. Что теперь кланы не помирятся и весь Токио погрузится в хаос и разруху. В общем, нагоняй на девчонку тоску по полной. Можешь повесить космический долг.
— Зачем тебе это надо? — хмыкнула Мизуки.
— Чтобы она ощутила весь ужас происходящего и ударилась в поиски денег. Чтобы её ничего не занимало всё это время до боя, а потом я подойду весь из себя такой благородный и скажу, что выплатил её долг. Тогда она поймет, что я вообще писец какой красавчик и окажется на моей стороне.
— Мда, ну ты и планировщик. Операция шита белыми нитками, может раскусить.
— А у тебя есть что-то получше? — обиженно буркнул я.
— Ну, у якудза есть другие способы воздействия на людей, — облизнулась Мизуки.
— Не, давайте обойдемся без членовредительсва. Пусть лучше слегка пострадает машина.
— Эх, малыш, никак тебя не переделать. Всё о людях беспокоишься. А они вот о тебе не очень, раз согласились вдесятером против одного выступить.
— Да и ладно. Я верю в людей. И эту веру не сломать и не убить, — улыбнулся я в ответ.
Ровно в шесть вечера мы выехали с Мрамором и Мизуки на разных машинах. Я для автоподставы выбрал дорогую «Ламборджини», а Мрамор взял «Шевроле Камаро».
В багажник Ламбы погрузили большую вазу, копию вазы династии Минь. Оригинал стоил дорогущих денег, да и подделка тоже обошлась в копеечку, но, ради дела стоило пожертвовать деньгами. Так как ваза нужна была не целой, то Мизуки с удовольствием шарахнула кулаком по завернутому в бумагу боку. Ваза тоненько звякнула и приказала долго жить. Да, она была упакована не только в бумагу, но ещё лежала на соломе в деревянном ящике. Однако, ваза уже была разбита, а это немаловажный фактор!
На автостраде к вечернему времени скопилось немало машин. Мы с Мрамором двигались рядом, не теряя друг друга из вида. Конечно, в этот день Харуку могла бы и не выехать на обычную свою автопрогулку, но посланный бдить Киоси подтвердил, что красная «Феррари» выехала из гаража и двинулась по обычному маршруту.
Ну что же, Харуку вряд ли будет изменять своим обычным правилам поведения, поэтому надо было приготовиться.