— Почему вы говорите о нем в прошедшем времени? — прищурился я.
— Потому что уже неделя, как Белецкий пропал, — жестко ответил Тишин.
— Может быть, новгородские партнеры по игре его окончательно разочаровали, — с улыбкой предположил я. — И он решил прокатиться в Столицу?
— Может быть, — сухо согласился Тишин. — Думаю, что именно так все и есть. Услышав о передаче поместья вам, Белецкий сбежал. И этим поставил вас в очень трудное положение.
Демоны, сколько раз в своей жизни я слышал эти слова?
Усмехнувшись, я откинулся на спинку кресла и закинул ногу на ногу.
— Павел Лаврентьевич, давайте ближе к делу. Что за трудное положение, и как оно касается меня?
— Вчера истек срок уплаты имперского налога на аномалии, — сказал Тишин. — Белецкий его не заплатил. По правилам, в течение недели я обязан сообщить об этом в казначейство Столицы. Казначейство пришлет повторный запрос на имя владельца поместья. Не получив ответа, обратится в суд с требованием конфисковать поместье и передать его в казну, или другому владельцу — на усмотрение его величества.
— То есть, мне? — уточнил я.
— То есть, нет, — покачал головой Тишин. — По вашим же документам, вы владеете поместьем уже больше недели. Значит, и налог должны платить вы.
— Это с чего вдруг?
Тишин снова вздохнул.
— Никита Васильевич, я понимаю, что ситуация несправедливая. Но вряд ли я смогу объяснить это казначейству. Их интересуют только деньги и документы. Честно говоря, и желания с ними объясняться у меня нет. Зато я могу дать вам хороший совет.
— Слушаю, — кивнул я.
Хороший совет редко чего-то стоит. Но выслушать его никогда не помешает. Поступить-то всегда можно по-своему.
— Просто откажитесь от поместья, — сказал Тишин. — Официально. Напишите письмо в казначейство, а лучше вернитесь в Столицу и сами сходите туда. Вас примут, я уверен. Укажите, что не знали о сложившейся ситуации. Уплатите налог за ту неделю, когда поместье по документам было вашим. И живите спокойно.
— Павел Лаврентьевич, — спросил я. — Вы хорошо расслышали мою фамилию?
— На слух не жалуюсь, — обиженно сказал Тишин. — Ваша фамилия Волков. И что? Погодите! Вы хотите сказать, что…
— Вот именно, — кивнул я. — Я не просто Волков. Я — тот самый Волков. Законный владелец этого поместья. И оно не передано мне по прихоти императора. Император восстановил мое законное право.
— Не верится, — покачал головой Тишин. — Просто не верится. Я читал вашу историю в Сети. Но считал, что это — обычное журналистское вранье, выдумка! А потом новости с Императорского турнира! Я ведь смотрел запись! Как же я вас не узнал?
Тишин вскочил из-за стола и пробежался по кабинету, изумленно разглядывая меня.
— Хотите чаю? — неожиданно предложил он.
— Лучше кофе.
— Екатерина Андреевна! — громко крикнул Тишин.
В кабинет заглянула секретарша. На ее лице застыл испуг.
— Принесите Никите Васильевич кофе, а мне чай, как я люблю.
— Одну минуту, Павел Лаврентьевич, — прошептала секретарша.
Бросила на меня любопытный взгляд и исчезла.
— Я редко кого-то чаем угощаю, — усмехнулся Тишин. — Вот ей и любопытно.
— Даже проверяющих из Столицы? — усмехнулся я.
— Их — тем более! — отрезал Тишин. — Дела у меня в порядке, взяток не беру и за место не держусь. У моего отца имение под Кишиневом, давно зовет дела принять. Так что служу, пока нужен. А как захотят убрать, сам уйду.
Он достал из ящика стола вазочку с пряниками и подтолкнул ее ко мне.
— Угощайтесь, Никита Васильевич! Надеюсь, вы не стали завтракать в гостинице? Иначе не завидую вашему желудку.
Я взял из вазочки пряник и протянул его в пустоту.
— Угощайся, Потап! Заслужил.
Мокрый язык коснулся моей ладони, и пряник исчез.
Тишин изумленно вытаращил глаза.
— Это кто, демон?
— Хуже, — вздохнул я. — Вечно голодный медведь.
Глава 4
Потап, довольный пряником и вниманием, тут же вывалился из Тени.
— Он нас не заметил, Никита! — радостно сообщил мне Умник. — Потап молодец, правда?
— Правда, — ответил я менталисту. — А теперь немедленно скройтесь! Если вы напугаете секретаршу…
Договорить я не успел.
Дверь кабинета открылась, и вошла Екатерина Андреевна с подносом, на котором стояли чашки, молочник со сливками, и что-то еще фарфоровое и хрупкое.
Первое, что она увидела — радостная медвежья морда.
— Медведь! — жалобным голосом воскликнула секретарша. — Мамочки!
После чего с грохотом выронила поднос и сама упала в обморок.