Я глянул на Саламандрова. Интересно, почувствовал ли он что-нибудь? Наверное, нет. Но я всё время забываю, что он грёбанный аристократ, и ему не страшны даже сотни автоматчиков, по крайней мере, как он заявляет. Да и что говорить, я сам видел, на что способны аристократы. Сам я пока что к своей силе не привык, поэтому десяток бойцов меня до сих пор вгоняет в ступор. Двое против двадцати, подумать только! И у нас есть все возможности справиться с ними.
— Из склада выхода нет, — тихонько произнёс я.
Именно в этот момент с одной из сторон распахнулась дверь. Послышались голоса, говорили явно на французском.
Саламандров вопросительно посмотрел на меня. Я мотнул головой в сторону лестницы, по которой мы спускались, мол, вернёмся назад. Но в этот момент со стороны входа на склад послышались встревоженные возгласы.
Вот чёрт! Видимо, обнаружили тех троих солдат, которых мы с Саламандровым подрезали. Поднялся шум. Где-то зашипела рация. Французы загалдели, будто переполошившиеся гуси.
— Чёрт, ну что ж, от боя не уйти, — едва слышно произнёс я. Голосом попытался выразить сожаление, но отчего-то губы расплылись в улыбке.
Саламандров невозмутимо пожал плечами и ничего не ответил. Ну хоть чай не уселся пить, и это радует.
— Как узнал про то, что люди подходят? — спросил он.
Нашёл время выяснить.
— Почувствовал, — нехотя ответил я.
— Почувствовал, значит. Такое бывает, когда предчувствие хорошее, — покивал он. — Сколько бойцов, знаешь?
— Так я же говорил: больше пятидесяти человек пришло, если брать в расчёт экипажи танков.
— А сколько на склад идёт? — спросил он.
— Откуда ж я знаю, ваше благородие? — пожал плечами я. И так уже лишнего сболтнул.
— Угу, — хмыкнул Саламандров. — Ну, пойдём. Будем порядок здесь наводить. А то ишь, ходят лягушатники, как у себя дома. Давай-ка мы разделимся и пойдём по этим двум рядам, — он показал в сторону выходов.
Склад был построен таким образом, что там и было четыре огромных ряда стеллажей, два из которых были приставлены друг к другу и образовывали два прохода.
— Идём туда. Французов, надеюсь, ты жалеть не собираешься? — вздёрнул бровь он.
— Не собираюсь, — заявил я.
— Вот и прекрасно. Кто первый доберётся до выхода, тот молодец, — хохотнул он и обернулся на лестницу, с которой доносилось всё больше и больше возгласов. — Ну и давай, кто из нас больше убьёт французов, тому будет вкуснейший бутерброд на ужин.
Уж о чём о чём, а о еде точно думать не хотелось. Наоборот, комок подступил к горлу, а дыхание перехватило. Так частенько бывало перед столкновениями с противником. Судя по шипению рации и переговорам, французы явно перевозбудились. Я чётко расслышал фразу на французском. Кажется, это означает «стрелять на поражение».
Что ж, с пятью бойцами я один уже справился при помощи своей магии. И без особого труда или угрозы для своей жизни. Подавив нервную дрожь, проверил щит — надёжно ли он наложен. Хотя сам в этом ни черта не разбираюсь. Есть щит и есть. А насколько надёжный, кто ж его поймёт.
Кивнув Саламандрову, я, не дожидаясь команды, направился вперёд. Саламандров лишь хмыкнул и последовал моему примеру.
Я осторожно принялся петлять между стеллажами, стараясь не светиться сильно на проходе. И уже своими глазами на фоне неба разглядел фигуры солдат. Они, сгорбившись, осторожно входили в помещение склада, поводя по сторонам автоматами, будто ожидая, что мы будем ждать их с распростёртыми объятиями, когда они нас захватят.
Я решил добраться до середины склада и дождаться того момента, когда вражеские бойцы сами доберутся до меня. Стоило мне спрятаться, как я услышал сначала шипение, потом шорох и шум падающего тела. Следом послышался звук удара. Раздалась очередь. Затем ещё одна и ещё. Саламандров, похоже, решил не миндальничать с противником.
Сквозь полки стеллажей я видел короткие вспышки автоматных очередей, но разглядеть что-то конкретное пока было сложновато. Вдруг увидел яркую вспышку пламени и злой хохот Саламандрова. Он схватил какого-то бойца за шкирку, будто котёнка, и, приложив ладонь к его лицу, активировал пламенный поток, буквально пробив его голову насквозь. Затем он взмахнул рукой, и пламенный хлыст прочертил на груди двух бойцов огненные борозды, оставляя глубокие выжженные раны.
По складу разнёсся душераздирающий крик.
Да господи, почему надо действовать с такой жестокостью? Неужели нельзя просто спокойно разделаться с противником?