Вот наши и придумали прекрасный план. Граница была проведена по реке, что разделяла наши земли на две части. Ну а в Российской империи одна из самых сильных школ водной магии. Вот они и изменили чуть-чуть течение реки, вследствие чего она стала протекать на пару десятков километров западнее, значительно сместив границу. А самое главное — большая часть предприятий за пару дней вдруг стала располагаться на нашей территории.
Со стороны морали это, конечно же, было самым настоящим пиратством. Но со стороны закона всё было чисто. И наши знали, на что шли. Война началась спустя неделю, после того как стало понятно, что император не собирается идти на уступки. После того, как началась война, реку и вовсе осушили. Потому что она была не только границей, но ещё и источником энергии и воды для тех самых предприятий.
— Западники действительно на нас свою бомбу сбросят? — продолжал тем временем расспросы Петрушин.
— Не сбросят, — с видом знатока ответил я.
Хотя сам был на 100 % уверен, что как только противник поймёт, что шансов у него нет, обязательно сбросят. Но это уже не нашего ума дело.
Я помнил, что при попадании ядерной бомбы человека если не испепелит, то он гарантированно ослепнет на какое-то время. Нам рассказывали, что взрыв сопровождается такой яркой вспышкой, что даже закрытые глаза не спасут. И если даже сразу не получить смертельные световые ожоги и даже если не снесет огромной ударной волной, то вскоре добьют радиоактивные осадки и лучевая болезнь. Что и говорить, куда лучше погибнуть в бою лицом к лицу с противником.
Если честно, я хоть и патриот, и пошёл на войну, зная, за что буду бороться, но всё же вопрос будущего аристократии заботит меня куда больше. И все эти разговоры про бомбу, про превосходство противника отходят для меня несколько на задний план. Если уж бомбу и сбросят, я бы хотел, чтобы её сбросили где-нибудь в Санкт-Петербурге. Желательно над поместьем рода Саламандровых. Чтобы всю эту погань сожгло к чертям. А там уж как-нибудь отстроимся, разберёмся. Если выжевем.
Что касаемо военных действий, я действительно считал, что наши бойцы и учёные не уступают западным. И сколько бы враги ни пыжились, мы и без магии их в бараний рог скрутим.
— Но вот один вопрос мне покоя не даёт. Вот мы ушли в отдельное подпольное подразделение. И вот хотим, чтобы все аристократы вымерли. Но если же мы всех аристократов перебьём, то кто с западниками будет воевать? — продолжал гнуть свое Петрушин.
— Мы и будем, — спокойно заявил я, продолжая вышагивать. — Ты поменьше думай. Для этого у нас руководство есть. Твоя задача — быть сильным воином. Может быть, ты однажды поведёшь всех нас в бой.
Рядовой от этих слов призадумался.
— Я? В бой? — задумчиво произнёс он.
— Ну да, будешь нашим командиром.
Видимо, такая перспектива всерьёз заинтересовала и вдохновила Петрушина. Он надолго задумался, а главное замолк.
— Петрушин, ты мне пистолет бы дал. А то у меня с собой только нож, — прикинув, попросил я спустя некоторое время
Петрушин с подозрением посмотрел на меня, потом перевёл взгляд на свой пистолет.
— Огнестрельное оружие нельзя оставлять без присмотра и никому отдавать, — неожиданно твёрдо заявил он.
— Но у меня оружия нет. И если мы сейчас попадём в засаду, ты будешь из двух рук стрелять? Сразу из автомата и из пистолета? — с усмешкой спросил я.
— А ты где своё оружие оставил? — ехидно заметил рядовой. — Меня, между прочим, за такое месяц заставили толчки надраивать.
— Своё главное оружие я взял, — невозмутимо ответил я и похлопал себя по ножу. — А огнестрельное оружие, оно вспомогательное, для обычных людей. Да и не стыдно тебе? Пока ты там аккуратно паковался, я огонь тушил.
— Ладно, — немного подумав, взвесив все «за» и «против», ответил Петрушин. — Но только не забудь его вернуть. И бережно к нему относись. Я его каждый день чищу.
Он расстегнул кобуру и, достав пистолет, протянул его мне рукоятью вперёд. Я тут же его принял. Кобуры на мне не было, поэтому просто засунул его за пояс.
— Слушай, Вась, — позвал меня Петрушин. Похоже, он просто не мог идти молча — а чего мы по нормальной дороге-то не идём?
— А потому что ты осёл, — беззлобно хохотнул я.
Петрушин лишь хмыкнул.
— Чего осёл-то? Объясни мне, если я чего-то не понимаю.
— Мы идём по линии фронта. Чем более неудобный наш путь, тем меньше вероятность, что мы встретим врага. А если по дороге пойдём, то можем и на патруль нарваться. А нам двоим, пусть даже с пистолетом и автоматом это совсем ни к чему.