Тут же возникла надпись поперек моего взгляда:
«Нейтрализация героина 100%».
Наркоманом мне стать не дадут.
— Ты завис?
Ах, да, я вернулся в реальность.
— У вас тут все дела так делаются? — показал я на остатки порошка на столе.
— Чего, спрашиваю, ты хочешь? — Спросил он вальяжно, напрочь игнорируя мое замечание. — Продвинуть свой сценарий?
— Я… — начал я, но он тут же оборвал меня, глядя на маленький ТВ, по которому показывали решетку из зала суда:
— Слышал, собираются судить Барышникова? Заведут его в клетку в зале суда, закроют дверь на ключ.
— И что тут такого?
— А ты думаешь распоряжаться своим заработком так плохо? — пристально посмотрел он на меня.
— Насколько я слышал, он член экстремистской организации и собирал деньги на ее содержание.
Это же не что-то отвлеченное — экстремизм. Это значит от его действий кто-то погибает в нашей стране.
За год моего отсутствия много чего произошло. Фронт передвинулся вплотную к западным областям Украины. Рухнула Европа и образовалось нечто новое, оно так и называлось: Новое Объединение Европы, НОЕ. Договор о мире как бы был заключен, но его любили нарушать и постреливали. Постреливали вот этими самыми пулями, на которые переводил деньги этот творческий дятел Барышников. Стреляли со стороны НОЕ. К сожалению, я сейчас занят, чтобы разбираться в том, что там происходило за время моего «отсутствия». Помню что я видел много агентов Дэна, в Киеве. Это забыть невозможно. Я тогда приказал навести порядок, не особо веря, что получится. Это выполнение приказа? Или нет?
Вместе со всем этим началось движение и внутри страны. Вполне возможно, что все эти новые запросы от жителей/зрителей и убедили Министерство Обороны позволить мой проект. Все очень быстро меняется. Народ уже не хочет быть изгнанником, варваром и недобитком. Министерство тоже не хочет вечно сдерживать себя, как это бывало раньше…
Ну так вот, все эти новые требования к деятелям культуры привели к этой ситуации с Барышниковым. К людям творческой профессии стало применимо требовать преданность стране. Тех, кто не согласен с происходящим на Украине по своей гражданской позиции наказывать не требовали. Это ведь честно — заявить свою позицию и жить на свой талант. Но оказалось, что много тех, кто ненавидит русских, считает себя учителями, перечисляет деньги тем, кто убивает наших ребят. Больше того — участвует в подрывной работе, как Барышников… Это и удивительно — ведь большинство их всех этих деятелей заработали свои деньги именно в России. Парадокс.
— Не важно. Тут важно то, что чернь будет судить элиту. Вся недочеловеческая темнота будет пытаться втоптать порыв духа и характера. Разве это не сильно — отстаивать свои убеждения?
— Его убеждения все замешаны на нацизме…
О, все соцсети этого Барышникова были раскрашены в красно-белые флаги со свастикой. И ни для кого это не было секретом.
— Каждый защищает свои убеждения, какие бы они не были. Ты — свои, я — свои. Барышников — свои. Они непонятны кому-то, ну может быть имеют последствия, может быть даже не правильные, я этого не отрицаю. Но это же подвиг! Не отрекаться от своих убеждений в тюрьме и под пытками! Необольшевики будут снова пыжиться и изображать «Нюрнберг 2.0» — мол посмотрите, вот нацист, он ел русскоязычных младенцев и крутил ветеранов на 9 мая. А он просто борется.
— С какой стати мародер-псих, планировавший взорвать рынки в Москве, стал убежденным борцом и даже элитой?
Вместо ответа он кисло глянул на меня и напомнил:
— Ну что за сценарий у тебя? С собой?
— Мне не нужно продвигать сценарий, — сказал я, — Мне нужны люди.
— А, даже так? Какие бюджеты?
— Бюджеты в полном порядке, — заверил я его.
— А, — понятливо сказал он, — Ты знаешь, что даже на ТВ тебе мало что светит, не говоря уже про кино? Все люди заняты. Михалков и Бондарчук разобрали всех. — Сказал он и заржал. Какие у тебя идеи, поделишься? Или скажешь откуда средства?
— В этом заинтересована оборонка.
— Ух ты! — он присвистнул. — Оттуда денег я еще не брал. А что придумал?
Я ляпнул, что пришло в голову (ну правда, не открывать же все свои планы!):
— Патриотическое воспитание.
Ответ был неожиданным:
— Не думай, что я этим не занимался. Это было интересно.