Мисс Ренн заметила, что эти слова огорчили Эбигейл и проронила:
— Хорошо, Эбигейл, я понимаю тебя. Давай, Мелани, по-апостольски «облекшись в броню веры и любви и в шлем надежды спасения», — улыбнулась она, — пойдем проповедовать заблудшей моральные прописи.
Мисс Хилл с улыбкой кивнула, но Эбигейл только покачала головой. Ей не нравился настрой подруг, но она тоже полагала, что должно всё же попытаться вразумить Джоан. То, что произошло только что в гостиной, задело её, пожалуй, не меньше, чем мистера Кейтона. Она не могла не увидеть чужой боли, побелевшее лицо же мистера Кейтона и его погасшие глаза говорили, на её взгляд, о сильных и глубоких переживаниях. Ей было жаль его.
Впрочем, ей было жаль и мисс Вейзи. От тетки Эбигейл знала, что мать мисс Джоан вышла замуж совсем молоденькой, когда ей не было ещё и семнадцати. Брак оказался неудачным, а потом молодой офицер, отец Джоан, погиб. Вдова столь ревностно пыталась найти второго мужа, что заниматься дочерью ей было некогда. Джоан поселили в доме двоюродного брата её матери. Именно туда несколько лет спустя пришло роковое известие о смерти миссис Вейзи — она умерла тридцати лет от болезни желудка. Джоан осталась в доме двоюродного дяди — человека пустого и порядком вульгарного, а так как других воспитателей у неё отродясь не было, она усвоила от него взгляды и манеры, которые теперь столь портили её репутацию в обществе. Эбигейл считала, что мисс Джоан просто не повезло: имей она в детстве хороших учителей и занимайся мать её воспитанием — она могла бы стать другим человеком. И хотя, сталкиваясь с мисс Вейзи в свете, Эбигейл порой замечала в ней не только невежество, пустоту и неуемное тщеславие, но и злость, и зависть, и откровенное пренебрежение чувствами других людей, но упорно пыталась уверить себя, что и это — следствие её сиротства и обделённости в ранней юности хорошими советчиками и добрыми примерами.
Мисс Хилл и мисс Ренн не были столь добры, полагая, что мисс Джоан давно уже вышла из отрочества, и если в детстве она могла чего-то не понимать, то им было непонятно, что мешает мисс Вейзи поумнеть сегодня? Девицы обсудили, где лучше найти мисс Вейзи, и решили, что поговорить проще всего в парке, где не будет опекуна Джоан и лишних свидетелей. Никаких увеселений на этот вечер в свете не намечалось, и Рейчел, украсившая себя новой шляпкой, и Мелани, вынужденная надеть старую, направились на Камден-роуд, где жила Джоан, полагая, что она уже дома.
Увы, опекун Джоан мистер Чарльз Уилсон сказал им, что Джоан ещё не приходила. Девицы переглянулись и решили пока прогуляться, тем более, что погода для конца апреля была прекрасная. Они не прошли и сотни шагов, как в свете вечернего фонаря заметили мистера Дарфорда — обаятельного тридцатилетнего джентльмена, бывшего всегда душой любого общества. Он умел рассказывать щекотливые истории и интригующие слухи, его хрипловатый, альковный голос был завораживающим. Дарфорд слыл покорителем дамских сердец — до прошлого года, когда отец положил конец его беспечному существованию, проигравшись в пух. Теперь лоск исчез, Джеймс Дарфорд вынужден был перестать шутить и начать зарабатывать себе на жизнь репетиторством.
Девицы поприветствовали его.
— Мистер Дарфорд, вы откуда? Не попалась ли вам мисс Вейзи?
Джентльмен, однако, уверил их, что сегодня не имел счастья видеть мисс Вейзи, однако, от полковника Корниша слышал, что она заезжала к нему с каким-то молодым человеком. Тон Дарфорда был спокоен, но мисс Рейчел и мисс Мелани почувствовали в нём легкую принужденность. Мисс Ренн переглянулась с мисс Хилл и тихо спросила:
— Полковник, видимо, добавил ещё кое-что?
Молодой человек пожал плечами.
— Он немолод и, возможно, склонен к излишне ригористическим суждениям.
Девицы снова переглянулись. Недоговоренность иного рода красноречивее самых откровенных суждений. Но тут их разговор был прерван появлением на перекрестке особы, о которой шла речь, и мистер Дарфорд поспешил откланяться.
Мисс Вейзи увидела свою родственницу и её подругу издалека.
— О, вы здесь? А я зашла к портнихе. И представьте, она говорит, что платье может и не быть готово к среде. Каково? Я устроила скандал.
— Джоан, — Мелани поморщилась от громкого голоса говорившей, — нам надо поговорить. Пойдем сядем. — Она указала на лавку в небольшом сквере неподалёку, окруженную желтым фонарным светом.
На слова Мелани Джоан подняла брови, но, заинтригованная, не возразила. Она была несколько удивлена серьёзным видом Мелани и Рейчел.
— Джоан, мне хотелось, чтобы ты правильно поняла нас. В последнее время ты стала поступать неразумно, хотя, возможно, сама не замечаешь этого. Твоё поведение обществе подвергается весьма многими критике. Они считают, что ты ведёшь себя нескромно и даже дерзко, вызывающе бестактно и грубо. То, что мы видели сегодня, к несчастью, подтверждает, что эти разговоры имеют под собой основание. Я не верю, чтобы ты не понимала, что поступила бестактно по отношению к человеку, которого видела впервые в жизни. Ты походя, бездумно оскорбила мистера Кейтона, в свете же постоянно позволяешь себе резкие и непродуманные замечания. Зачем? Неужели ты не понимаешь, что такое поведение вредит тебе в глазах общества?
Джоан выслушала Мелани и усмехнулась.
— Дорогая моя, неужели ты думаешь, я не понимаю, что стоит за этими словами? Зависть и ревность — и ничего больше. Пока не появилась я, — ты с подружками притязала быть королевой балов, но теперь никому и в голову не придёт подобное. Я видела, как ты побледнела, когда леди Эллисон похвалила моё платье! А когда милорд Комптон назвал меня очаровательной, тебя, дорогая Рейчел, так и передернуло. Думаешь, я не заметила? Не считайте меня дурочкой — я всё вижу. Милорд Беркли правильно сказал, что со мной никто не сравнится, а вы просто завидуете!
— Бог мой, Джоан, опомнись! Нельзя же принимать за чистую монету светские комплименты!
— Стало быть, надо принимать за чистую монету твои глупости?
Мелани вздохнула.
— Хорошо. Пусть мы ревнуем или завидуем. Но зачем ты столь уничижительно отозвалась о Кэтти Митчелл? Как можно так говорить? Что она тебе сделала? Что могло заставить тебя оскорбить мистера Кейтона? Эта бестактность тоже вызвана нашей завистью? И каким же образом?
— Я этого не говорила. Он просто напугал меня. Такой уродливый….
— Хорошее воспитание, Джоан, в том и заключается, чтобы не выказывать ни необдуманных слов, ни поспешных мнений. У мистера Кейтона необычная внешность — но разве мы выбираем себе лицо? Ты ни за что ни про что оскорбила человека.
Джоан рассердилась.
— Ничего, ваша гордячка Эбигейл Сомервилл утешит его! Недаром же она прослыла столь воспитанной особой! Но я уверена, это именно она настраивает против меня людей.
— Ты абсолютно несправедлива к Эбигейл. Ты сама настраиваешь людей против себя — бестактными замечаниями и вздорными обвинениями! — чаша терпения Мелани истощилась. «Брони веры и любви и в шлема надежды спасения» ей стало не хватать.
— Перестань, всё дело просто в том, что я пользуюсь успехом, а чужой успех всегда вызывает зависть, но вы не хотите себе в этом признаться! Мне надоело выслушивать ваши пустые упреки. — Джоан торопливо вскочила и пошла к дому.
Мелани с тоской взглянула на все это время молчавшую Рейчел, поймала её ответный взгляд и пожала плечами.
— Надеюсь, Эбигейл не упрекнёт нас в отсутствии любви — я не знаю, как с ней говорить. Я, видите ли, побледнела, когда леди Херриэт похвалила её платье!! Да просто булавка с воротника уколола мне шею! Вот дурочка-то… Но почему ты молчала?
Рейчел вздохнула.
— Для молчания есть тысяча причин, Мелани, но самая главная — когда нечего сказать. Я же говорила, с ней бесполезно разговаривать. Она совершенно ослеплена, ничего не хочет слышать. Она возгордилась, стала самолюбива и пристрастна, а пристрастие мешает ей правильно оценить себя — отсюда глупость…
Мисс Ренн была недалека от истины, но кое в чём ошибалась. Джоан Вейзи, действительно, воспитанная далеко не в лучшем обществе, возносилась своим успехом и вниманием молодых людей. Но девица многого и натурально не понимала, была неумна и не привыкла считаться с чужими чувствами. Не надменность порождала в ней неразумие, но скорее именно глупость провоцировала её на высокомерие. Но это мало что меняло.