— В последнее время папа хорошо себя чувствует, — сообщила моя мать.
— Я рад это слышать.
— Ты хочешь с ним поговорить?
— Нет, если он отдыхает. Просто скажи ему, что я его люблю.
— Он тоже очень хочет, чтобы ты скорее вернулся. Думаю, недостаток времени, чтобы обучить тебя всем тонкостям бизнеса, вызывает у него стресс.
— Когда мы разговаривали в последний раз, он мне этого не говорил. Я думаю, это стресс для тебя.
— Ну, у меня есть несколько кандидаток на примете, и я, конечно, не могу гарантировать, что они будут ждать вечно.
Кандидатки. Так моя мать называла женщин, которые могли бы выйти за меня замуж, исходя из их благородного происхождения.
К представителям привилегированного высшего класса предъявлялись два требования: не делать ничего, что могло бы опозорить твою семью, и жениться на равных. Хотя я никогда не давал официального согласия, в глубине души знал, что, если женюсь на девушке, которую не одобрят мои родители, они превратят ее жизнь в кошмар. А я этого никому не желал. Поэтому всегда надеялся, что чудесным образом влюблюсь в кого-то, кто окажется приемлемым для них. Сблизиться с кем-то было и так непросто, но, когда игровое поле сокращалось до горстки людей, считающихся подходящими, найти настоящую любовь было практически невозможно.
— Что ж, мама, я вернусь не раньше конца лета, так что придется рискнуть и потерять возможность встретиться со скучными женщинами, которых ты для меня подобрала.
— Скучными? Вряд ли.
— А раньше, когда ты подбирала для меня кого-то, это срабатывало?
Она сделала паузу.
— Я пытаюсь помочь.
— Именно. Слушай… я ценю твои усилия, но…
— Что бы ты ни делал, убедись, что глупости, которыми ты там занимаешься, не приведут тебя к необратимым последствиям. Не макай перо не в те чернила, если ты понимаешь, о чем я говорю.
— Я давно не макал перо, так что не беспокойся, а когда макаю, то делаю это со всеми предосторожностями.
— Надеюсь, — сказала она.
В отличие от моего кузена, во время этой поездки я спал только с одной женщиной. Я познакомился с ней в баре, когда мы были в Лос-Анджелесе, и хотя физически нас потянуло друг к другу, ничего особенного в этом не было. Когда я был моложе, меня вполне устраивал легкомысленный секс. Но в двадцать восемь лет я обнаружил, что нуждаюсь в интеллектуальной стимуляции, а также в сексуальном возбуждении. Такую комбинацию было трудно найти.
— Это все новости, мама.
— Ясно, это был короткий разговор. Но, полагаю, я должна считать, что мне повезло, что ты вообще позвонил.
— Обними за меня папу.
— Поцелуй моего племянника. Что Зигмунд планирует сегодня вечером?
— Тебе, наверное, лучше не знать.
— Скорее всего.
— Пока, мама.
— До свидания, любовь моя.
Вечер шел своим чередом, а я все никак не мог выбросить из головы то, что произошло ранее. Редко кто очаровывал меня так, как Фелисити. И ее отказ был ощутимым ударом по моему самолюбию.
Я выключил свет в гостиной, сел на диван и уставился на луну над заливом. Взяв с журнального столика ноутбук, я набрал текст: «Фелисити Данливи — Гарвард».
Первым результатом поиска стала ссылка на видео. Оно называлось — «Ледяное погружение» в Гарварде: яйца.
Это, конечно, привлекло мое внимание.
Это было какое-то благотворительное мероприятие, где люди посреди зимы снимали с себя одежду и прыгали в ледяную воду.
Любопытствуя, я нажал кнопку воспроизведения. Несколько мужчин и женщин вынырнули из бурлящего океана. Прошло всего несколько секунд, прежде чем я заметил ее. Фелисити была одета в красный цельный купальник и, дрожа, растирала веснушчатые руки. Ее длинные волосы были мокрыми и прилипли к телу.
Голос по другую сторону камеры спросил:
— Как ты себя чувствуешь?
Фелисити заскрипела зубами.
— Как, по-твоему, я себя чувствую? Я отморозила себе яйца! — Затем ее глаза расширились в панике. — Подожди, меня показывают в прямом эфире?
Камера тут же вернулась к двум телевизионщикам за столом новостей, которые пытались держать себя в руках. Одна из них фыркнула, поправила свои бумаги и поблагодарила репортера за сюжет.