— Захар, у тебя есть энергия? — единственное, о чем поинтересовалась. Он скрывал связь с энергией.
Он не ответил на вопрос и не подал признаков жизни, смотря в пол со склоненной головой.
Очень страшно осознавать. Страшно пытаться понять или принять то, что услышала. Это как ужасный кошмар, разобраться не могла сон это или реальность? Захар, который первый принял меня в Вышке, Захар, которого на лестнице откачивала с девочками, который первый здесь в Вышке опять начал со мной общаться в обличии Аристократки. Он подсказал, что девочек держат в раздевалке.
Или Захар — это человек, что убивал и поджигал?
— Захар? — позвала опять, но он не ответил.
— Я не знаю, что тебе сказать, — услышала знакомый, хриплый голос.
Помню удивлялась в первый день в Вышке, заболел он или нет? А потом узнала, что это раненные связки, за попытку бегства из интерната Волкодавы, ну тебе огромные собаки, что преследовали меня с Пб-ками, едва не перегрызли ему горло. С тех пор у него и был тихий, хриплый голос.
— Это правда, Захар? — он поднял на меня глаза, они странные, пустые, побитые, жалкие. Разглядела едва заметную пленку слез на них, на губах и возле носа небольшие кровяные дорожки.
— Не знаю, Ань, не знаю, — его голос дрогнул. — Понятию не имею.
— Бл…, вот только не надо играть в шизофреника! Мороки слишком много, — ощетинился Польски и ко мне обратился. — Тебе, Аня, скажу, что я за ним слежу не первый день, тот тут, то там его морда сверкала. Вот эта вся папочка о нем, — Польски закрыл увесистую папку и постучал пальцам по ней. — Отпечатки его, энергия в поджогах везде его. Видео, он во многих случаях был пойман. И это не обертыши, Аня, — я только хотела выдвинуть эту версию, хоть как-то, чтобы оправдать друга. — Не волнуйся, всё проверили. У обертышей и энергия другая, и отпечатки пальцев разные. Это он осуществлял по меньшей мере три поджога, в результате которого погибло более пяти… десятков… людей!
Как приговор прозвучал, пальцем Польски указал на Захара. А я после этого сжала кулак руки другой и не знала, что сделать и сказать. Медленно начала осознавать — сон-то прошел, а реальность еще суровее.
Захар склонил голову, скрываясь за волосами. Не знала, как сдержать дрожавшие руки, как перестать моргать и как не начать рыдать.
— Польски оставь нас, — услышала голос Хаски. — Минут десять достаточно.
— Я надеюсь ты на сопли не поддашься? — насмешливо спросил Санек. Это он про меня что ли? — Папочку оставляю, — похлопал по документам ладонью. — Можете посмотреть фотки, отличное зрелище кровавых, сожженных трупов молодежи…
— Иди, — повторил грубо Хаски.
— Иду-иду, — удалился Польски, с хлопком закрыв дверь.
Что делать? Не могла трезво мыслить. Настала откровенная, изнуряющая нервы тишина. Боковым зрение зацепила момент, когда Дмитрий поднялся со стула и медленно пошел к Захару. Я наблюдала за его действиями.
— В объединенной Немии… — расслышала уверенный голос, пока он шел, пока встал сзади стула с Захаром, подняв взгляд голубых глаз. Я постаралась не отводить ответного, когда расслышала продолжение. — Существует смертная казнь. Женщина, посмевшая изменить своему мужу, приговаривается к смертной казне, — как будто в сердце ударил этой фразой. Уж очень проникновенно сказал. Невольно отвернулась и на пол посмотрела.
А Хаски продолжил:
— И Бастард, поднявший руку на Аристократа, приговаривается к вливанию ИК-а в кровь! — я пропустила, когда Дмитрий резко вытащил правую руку и сзади сделал захват на шее Захара, заставив того подняться вверх. — Вставай выродок!
Я тоже вскочила со стула, с ужасом взирая на друга, лицо того в миг покраснело, вены вздулись на лбу. Он что-то прохрипел.
— Хаски!? Что ты собрался делать!? — вырвалось и я нервно дернулась поближе, но прикоснуться к ним боялась.
Не знала, что делать, и сказать, уставилась немигающе на них и не шевелилась. Зверь в бешенстве.
— Вершу правосудие. Я в ответе за пожар. Я несу ответственность за двадцать три трупа молодых людей, среди них была беременная женщина, и более чем за пятьдесят пострадавших, отбывших в Колчак! Отныне для Бастардов введен комендантский час с десяти вечера. Больше ни одна рожа их не появится ночью! — это он сказал очень громко с поистине бешеным, звериным лицом. Говорил сквозь зажатую челюсть. Столь сильную ненависть я редко видела в этих равнодушных глазах.
А потом добавил едва не шепотом:
— Более того и ты могла пострадать там, — правая рука Дмитрия сильнее сдавила шею Захара, тот начал задыхаться и пальцами пытался отодрать крупную ладонь от себя. А Хаски смотрел на меня.
— Стой, — попросила, глядя как Захар начал краснеть, лицо покрылось пятнами, он бесшумно открывал рот и закрывал, пытался выхватить кислород из воздуха.
Здесь всегда холодно. Холодно рядом с ним и страшно, два состояния которые не могу искоренить. ХАски всегда опалял льдом, а потом пытался согреть, но это не возможно. Хоть сколько не отогревай Дима заморозил навечно своими поступками.
— Как ты, родившись в этом мире и в такой семье, осталась настолько чистой, невинной! — это была не похвала из его уст, потому что челюсть он плотно сжимал и произносил, едва приоткрывая губы. Скорее выплевывал плохие слова. — Рядом со мной должна быть сильная женщина!
С его словами почувствовала выброс энергии, и мгновенные перевоплощения на лице Захара.
Бастард приоткрыл рот и остановился, в миг что-то изменилось, будто щелкнуло в нем. Глаза неестественно округлились, кожа вздулась в районе виска. Словно вены наполнились огромным количеством крови и приподнялись над кожей, как уродливые корни. Эти кривые дорожки от глаз сползли вниз на шею, под ткань одежды. А затем кожа Захара разгладилась, как будто ничего не было и не происходило.
Глаза Захара расслабились, стали более узкие, руки опустились по телу безвольно, а шея согнулась вниз, накрыв лицо волосами, прочь от чужих взглядов.
Хаски все время наблюдал за моими эмоциями. Разжал руку, позволив Захару стукнуться лбом о край стола, а потом безвольно свалиться на пол под наши ноги. Дима переступил его труп, а я почувствовала, как раскаленный провод всадили в грудь по самое основание и несколько раз перевернули, ковыряя и ковыряя без остановки.
Схватилась за пряди волос в приступе отчаяния.
Это мир насквозь сгнил, он сам себя убивает изнутри и когда-нибудь развалится окончательно.
Развернулась на ходу и рванула бездумно на выход к двери. Уже подбегая, расслышала отчетливый щелчок. Подергала за ручку — безуспешно, замок перевернут, попыталась его сдвинуть в другое положение, чтобы открыть чертову дверь! Не выходило — Хаски держал ветром.
Сзади раздались отчетливые шаги. Ощутила приближение мужского тела, его запах, руку, которая переместилась сбоку и сдавила ручку двери, держа перед нами. Со второй стороны наклонилось его лицо ко мне поближе.
— Ты…ты…чудовище, — сказала двери дрогнувшим, испуганным голосом. — Я без понятия, что ты хочешь, о чем думаешь и что надумал, но я с тобой никогда не буду. Ты…ты ужасен!
На выпады Хаски промолчал, да только спокойным, тихим голосом поведал:
— Вечером жду у себя… в пианино. — Сердце забарабанило громко о ребра. Очень больно пинало в грудь, а я страстно желала навсегда остановить это сердцебиение.
— Ты убил моего друга и ждешь, что я приду к тебе? — задала вопрос.
— Если бы я его не убил сейчас, он бы три дня дох в медленных муках от ИК-а, — ответил на ухо, обдав дыханием кожу на шеи.