Настроение — отвратнее, чем вовремя реабилитации, когда руки пришивали. Три дня не вставая, ощущал постоянную, ноющую боль от наращивания мышц, вен, кожи на обрезанную плоть рук в районе плеч. Казалось с ума сойдешь от адского шума боли во всем теле, больше не в состоянии был ни на что отвлечься. Это были самые долгие дни. И самые запоминающиеся.
И в тот момент понял одну важную для себя вещь — если не ты, то тебя. Поэтому я никогда не сожалел о содеянных поступках, делал так, как было нужно.
Дверь в аудиторию открылась немного скрипуче. Зажмурился от этого звука — сегодня мой персональный ад, что ли.
Трески!? Только его рожи не хватало, раньше надо было уходить.
— Доброе утро, извините, ночка выдалась жуть, какая напряженная! — с довольной мордой это существо поднималось по направлению нашего последнего ряда. Виталик слева от меня поднял лицо, у него на правой щеке отпечаток линии от тетради. Смешно, только смеяться ни хрена не охота.
Догадался сесть не к нам за длинный ряд, а спереди на шестой. И развернулся, спиной к преподавательнице, пока та продолжила лекции. Руки этот урод положил на спинку стула и смотрел, тварь, на меня, как будто умыкнул из-под носа добротную жилу или какой-то важный договор.
Я пальцами не хотя забарабанил по столу, на что Виталик отреагировал, чуть вздрогнул слева.
— Что надо? — разговаривать я заново научился, ночью не мог связать и двух слов.-
— Да так, — насмешливо ответил Макс, поиграл брови, приподнимая вверх-вниз. Клоун на выгуле.
Но Трески не отвернулся от нас, достал телефон из кармана, изучил насмешливо экран и внезапно нагнулся ко мне. Протянул предмет связи перед лицом. — Оживший мертвец — Вильмонт? Слышал? — уточнил, ткнув в меня свободным пальцем.
Вырву, если не перестанет указывать в мою сторону пренебрежительно. С удовольствием возьму его хлипкие пальцы и заставлю жалкие кости хрустеть, а суставы выкручиваться.
— И что? — глухо спросил я, пальцами перестал стучать по столу, самого стало раздражать. — Мне срать, что там с Вильмонт.
Макс засмеялся, чем привлек наше удивленное внимание с Виталиком и даже преподавательницы. Через несколько секунд вроде перестал смеяться, и озвучил, правда с жутким прищуром узких глаз:
— Ты свою девочку не научил групповым игрищам?
Когда придавило грудину стальной плитой и разорвало селезенку такого шквала эмоций не получил. С трудом сидел с непроницаемым лицом. Я мастер переговоров был не в состоянии найти подходящую для диалога фразу.
А Макс со смешком продолжил давить, сука, плитой на грудь:
— Она поначалу сильно кричала, плакала… — почесал свой нос собеседник, по которому хотелось с ноги ударить, разбить в мясо. — Кстати тебе звала… но потом ничего, вроде привыкла… Сладкая девочка… пришлось зашивать с утра, к врачу ехать.
Легко, спокойно, без надрыва я встал с места, стул чуть скрипнул, отъезжая назад. Нормально, как адекватный человек, без лишних слов и действий прошел мимо Виталика, тот молчаливо проводил взглядом мое перемещение.
Очень вальяжно я покинул аудиторию перед глазами преподавательницы, но кто бы знал каких трудов стоило не выбить к Бастардам эту дверь позади себя!
Вышел в пустой коридор поднял руки, хотел взлохматить волосы, а там почти лысо, забыл, что подстригся. Ладони все в каплях пота, запястья, все тело стало влажным, липким. Брезгливо сморщился от собственного отвратного, должно быть вида. Пора успокаиваться, приводить себя в порядок.
POV Вильмонт
Это второй день, когда я дома. И только сейчас стояла перед зеркалом в душе, под ухом шумела вода, пар застилал глаза и периодически приходилось протирать зеркало тыльной стороной руки, а второй — держала желтую губку и терла.
Терла. Терла до покраснения, аккуратные уголки нарисованной наклейки, стирала каждое за ветвление, каждую черточку, что связывала с Арзонтом. Любое напоминание о нем. Об этом городе.
Нажимала с такой силой, что кожа начинала болеть вокруг глаза, синяков не боялась только бы избавиться от любого напоминания о том месте и том времени в обличии Бастарда. Я, наверное, пыталась губкой пробраться в голову через висок и очистить память о прошедшем времени. Напрочь. Чтобы ничего и никого не помнить.
Искал меня Трески или пыл его остыл? Буду надеяться на лучшее, что больше никогда не встретимся.
Наклейка почти стерлась.
После душа в ванной комнате было очень душно и жарко. Кожа распарилась, стала красноватой, и я не понимала от чего то ли от того, как натерла, то ли от температуры воздуха. В одном полотенце, закрученном вокруг талии, было жарко.