Я уточнил у Степана, что будет, если я не успею вернуть лошадь до конца рабочего времени. Ну мало ли, заблужусь по незнанию или придётся от чудовищ убегать. На что получил ожидаемый ответ — придётся писать объяснительную.
Ладно…
Я быстро доставил все конверты по городу и поспешил в отделение полиции. Предстояла встреча с полицмейстером, и я собирался сделать так, чтобы эта встреча принесла мне максимум выгоды.
— Добрый день, ваше благородие, — поздоровался я, входя в кабинет.
Меня уже просветили, что полицмейстер дворянин. Из мелкого рода, не имеющего титула. Но это неважно, когда речь идёт о вежливом обращении.
— Добрый, — полицмейстер поднялся и протянул мне руку. — Сергей Евстафьевич Рылин, к вашим услугам.
— Эспер Терновский.
— Присаживайтесь, ваше благородие. Хотите чаю?
— Да, спасибо.
На самом деле чаю я не хотел. Наоборот, собирался как можно быстрее провести разговор и поехать на рудники. Мне нужно ещё успеть найти ведьмака и затем вернуться в город. Оставаться вне купола в тёмное время суток равносильно самоубийству.
Но раз уж я встречаюсь с другим дворянином, отказываться от гостеприимства не стоило. Пить чай было вовсе не обязательно, достаточно показать, что ты оценил вежливый жест.
— Как вам наш город, Эспер? — Сергей поставил передо мной полную до краёв чашку.
— Лучше, чем я рассчитывал.
— Приятно слышать. Люди из большой России часто думают, что мы здесь живём в землянках и спим в обнимку с медведями.
Я усмехнулся, и несколько минут мы поболтали ни о чём, соблюдая этикет. Я всё-таки попробовал чай, который оказался вкусным. Сам не заметил, как выпил всю чашку.
— Хотите ещё? — спросил Сергей.
— Нет, благодарю. У меня ещё есть дела.
— Слышал, вы устроились посыльным в канцелярию.
— Так и есть.
— Простите за прямоту, но это не самая престижная работа, особенно для аристократа, — осторожно сказал Рылин.
— Давайте уж прямо, это вообще работа не для аристократа. Как и работа в принципе. Я собираюсь открыть какое-нибудь дело, но сначала нужно освоиться в городе.
— Но пока что у вас с этим небольшие трудности, не так ли? — полицмейстер сложил руки перед собой.
Ага, мы переходим к сути встречи.
— Вы правы. Местные простолюдины почему-то считают, что со мной можно обращаться, как с равным.
— Попробуйте их понять, Эспер. Мы не в княжествах, здесь очень мало знатных, особенно высокого уровня. Люди не привыкли.
— Я понимаю. Но разве они не знают, что нападать на дворянина — это смертный приговор?
— Именно это нам и стоит обсудить, — Сергей посерьёзнел. — Вы что, правда настаиваете на том, чтобы тех пятерых казнили?
— Конечно. Иначе город решит, что меня можно спокойно оскорблять и даже бить. А что они в таком случае сделают с моей матерью и сестрой?
— Понимаю ваше беспокойство, Эспер, — кивнул Сергей. — По закону вы, конечно, правы. Но подумайте сами. Это маленький город, все друг друга знают. У этих пятерых есть семьи, родственники, товарищи по работе. Если мы их повесим, на вас обозлится весь Дальнегранск.
— Думаете, мне не плевать?
— Надеюсь, что нет. Повторюсь, это маленький город. Здесь царят совсем другие нравы, нежели в Москве.
Я это прекрасно осознавал, просто вёл свою игру. На самом деле я уже решил, что не хочу казни тех смердов. Именно по той причине, что меня возненавидит всё население города.
Вот и полицмейстер думает так же. Он вряд ли беспокоится обо мне, скорее не хочет, чтобы из-за меня в Дальнегранске начались проблемы.
Вот на это я и ставил, надеясь выторговать что-нибудь за мнимую милость.
Ни капли лжи, само собой. Это блеф, полуправда, танец недомолвок и намёков. Излюбленная дворянская игра.
— И как же быть, ваше благородие? — картинно нахмурившись, спросил я. — Просто отпустить несчастных? Так не пойдёт.
— Почему же отпустить? — Сергей развёл руками. — Я предлагаю изменить наказание на менее суровое. Можем их публично выпороть.
— Сомневаюсь, что это верное решение. Меня точно так же будут ненавидеть. Только заключённые останутся в живых и будут поддерживать эту ненависть. По мне, так даже хуже.
— То есть вы всё-таки настаиваете на казни?
— На мой взгляд, это наиболее справедливый вариант, — пожал плечами я. — Хотя, конечно, и весьма суровый. Я был бы рад проявить милосердие, но не хочу, чтобы это расценили как слабость.
Сергей поёрзал и поправил лежащую на столе форменную фуражку.