Я лишь успел ощутить на губах последний невесомый поцелуй перед тем, как отключился.
Уж не знаю, предложила ли вторая берегиня ведьмаку то же самое. И не знаю, согласился ли он. Наутро мы об этом не разговаривали. Но судя по тому, какое хорошее настроение было у Яромира — его ночка тоже вполне удалась.
— Вижу, вы довольны моим гостеприимством, — Искра появилась, когда мы уже собрали свои вещи.
— Мы и не могли такого ожидать, почтенная, — поклонился ведьмак.
Да уж, сомневаться не приходится. Яромиру тоже посчастливилось испытать любовь берегини.
— Вы готовы отправляться? — спросила Искра.
— Почти, — сказал я. — Я хочу знать, что будет, если вынести осколок алтаря Чернобога за пределы вашего круга?
— Долбанулся, что ли⁈ — ведьмак аж подскочил.
Я не отреагировал, ожидая ответа матери-берегини. Та смотрела на меня как будто с любопытством, хотя подобные эмоции духам обычно чужды.
Но Искра явно не была обычным духом. Об этом говорил и развитый разум, и многое другое. Она была сильна, и если продолжит жить и преобразовывать энергию алтаря, то через десятки или сотни лет может даже стать богиней.
Вот мне и было интересно: а не могу ли я как-то использовать мощную тёмную энергию Чернобога себе на пользу?
Знаю, что это опасно. Знаю, что меня могут посчитать чернокнижником. Это незаконно, в конце концов. Но в моём положении все средства хороши для того, чтобы возвыситься.
— Я бы не советовала человеку с этим связываться, — сказала, наконец, Искра.
— Хорошо, — я решил не спорить. — Спасибо за гостеприимство, почтенная.
— Возьми, Эспер, — она протянула ко мне ладони, сложенные лодочкой.
В них лежал свёрток из берёзовых листьев. По воле берегини листья развернулись, и внутри я увидел крохотное семечко, которое едва заметно светилось золотым светом.
От него исходила слабая и очень тонкая магия, и как только листья свернулись обратно, ощущение полностью пропало. Если кто-то и найдёт свёрток, то может решить, что это просто бесполезные листочки.
— Тебе решать, где и как она прорастёт, — сказала Искра. — До тех пор, пока ты не посадишь семя, моя дочь будет спать. Но больше года в таком состоянии она не протянет.
Я кивнул, бережно забрал свёрток и убрал его в карман. После этого мы с Яромиром вышли за пределы круга, подобрали оружие и приготовились к броску через лес.
— Нет нужды, — прочитав наши мысли, сказала Искра. — Моя дочь Рада проводит вас.
Рядом появилась берегиня — та самая, с которой я провёл ночь. Она широко улыбнулась мне и сказала:
— Идёмте.
— Мы можем задержаться минут на двадцать? — спросил Яромир. — Много добра осталось, жаль бросать.
Он имел в виду тела чудовищ, которых мы перебили вчера у подножья холма. Я был с ним согласен — деньги на дороге не валяются. Даже то, что мы сможем утащить с собой, может принести немало.
Мы собрали с тел то, что было легче всего нести и стоило дороже всего. Когти, клыки, языки, глазные яблоки и прочие не самые приятные куски чудовищ.
С помощью Рады мы без проблем добрались до зачарованной дороги между Дальнегранском и рудниками. Напоследок берегиня подошла ко мне, прижалась своим хрупким телом и поцеловала в щёку:
— Прощай, Эспер. Мне понравилось быть с тобой.
— Я ещё приду к вашему кругу. Увидимся снова, Рада.
— Нет, не увидимся, — улыбнулась она. — Я не смогу вернуться. Для меня пришла пора раствориться в вечности.
С этими словами она провела мягкой ладошкой по моей щеке и исчезла, оставив после себя только нежный цветочный запах.
В этот момент я испытал смешанные чувства. Я был благодарен Раде за прекрасную ночь и её матери Искре за помощь в возвращении домой. Но неужели наша безопасность стоила того, чтобы столь прекрасная берегиня навсегда исчезла?
Должно быть, мои эмоции отразились у меня на лице, потому что Яромир сказал:
— Не переживай ты так. Духам умирать не страшно. Они ведь и не умирают, по сути. Как она сказала — растворяются в вечности.
— Что это значит?
— Хрен знает, — ведьмак пожал плечами. — Они как бы исчезают в своём мире духов и становятся частью безликой энергии. А из этой энергии постоянно рождаются новые духи, которые могут со временем воплотиться в нашем мире.
— Это всё теория, — пробурчал я. — На самом деле никто не знает.
— Да и зачем нам это знать?