Какое-то время мы глядели друг на друга, соизмеряя свои силы. Я чувствовал, что Данте понятия не имеет, что делать дальше.
Один из парней смотрел так, будто хотел наставить на меня ружье.
– На твоем месте я бы не стал этого делать, ублюдок ты конченый, – сказал я и с этими словами выхватил у него ружье.
Произошло все быстро и неожиданно. Главный урок, которому я научился в драках: двигайся быстро, будь непредсказуем. Всегда работает. Это первое правило любой драки. И теперь я стоял, сжимая в руках ружье.
– Тебе повезло, что я не засунул его тебе в задницу.
Я бросил ружье на землю. Мне даже не пришлось их прогонять – они тут же слиняли сами, ругаясь себе под нос.
Мы с Данте посмотрели друг на друга.
– Не знал, что ты любишь драться, – сказал Данте.
– А я и не люблю, – сказал я. – Ну, не особо.
– Нет. Любишь, – возразил он.
– Возможно, люблю. А я не знал, что ты пацифист.
– Возможно, я и не пацифист. Возможно, я просто считаю, что для убийства птиц нужна веская причина. – Он изучал мое лицо. Я не знал, что он пытается понять. – А еще ты неплохо ругаешься.
– Ага, но только давай не будем говорить об этом твоей маме, Данте.
– И твоей тоже.
Я посмотрел на него.
– У меня есть теория насчет того, почему мамы такие строгие.
По лицу Данте скользнула улыбка.
– Потому что они нас любят, Ари.
– В том числе. Но еще они хотят, чтобы мы всегда оставались детьми.
– Да, думаю, моя мама была бы счастлива, останься я ребенком навсегда.
Данте опустил взгляд на мертвую птицу. Несколько минут назад он злился, но теперь, казалось, вот-вот расплачется.
– Я еще ни разу не видел тебя в такой ярости, – сказал я.
– Тебя я тоже в такой ярости не видел.
Мы оба понимали, что злились по разным причинам.
С секунду мы так и стояли, глядя на мертвую птицу.
– Это просто воробушек, – сказал Данте. И вдруг заплакал.
Я не знал, что делать. Я просто стоял и смотрел на него.
Потом мы перешли улицу и вернулись на крыльцо. Данте разулся и швырнул кроссовки через дорогу, вложив в бросок всю свою силу и злость. Потом утер с лица слезы.
– Ты испугался? – спросил я.
– Нет.
– А я да.
– И?
Снова повисло молчание. Меня оно бесило. В конце концов я просто задал тупой вопрос:
– Интересно, зачем вообще нужны птицы?
Данте поднял на меня взгляд.
– А ты не знаешь?
– Пожалуй, нет.
– Птицы нужны, чтобы рассказывать нам о небе.
– Ты правда так думаешь?
– Да.
Я хотел попросить его больше не плакать, хотел сказать ему, что не важно, что они сделали с птицей. Но я понимал, что все-таки важно. Важно для Данте. Да и в любом случае бесполезно просить его не плакать, если ему хочется плакать. Уж так он устроен.
Данте наконец успокоился. Он сделал глубокий вдох и посмотрел на меня.
– Поможешь мне ее похоронить?
– Конечно.
Мы принесли лопату из его гаража и вернулись в парк, где на траве лежала мертвая птица. Я подобрал ее на лопату и понес через дорогу, к дому Данте. На заднем дворе мы вырыли ямку под кустами олеандра, потом положили туда птицу и закопали ее. Все это время мы молчали.
Данте опять плакал. А я чувствовал себя бессердечным, потому что мне плакать не хотелось. Птица не вызывала у меня сочувствия. Обычная птица. Да, возможно, она не заслуживала быть убитой каким-то придурком, которому нравилось стрелять во что попало, но все же это была просто птица.
Я был черствее, чем Данте. Мне кажется, я пытался скрыть от него эту черствость, потому что хотел ему нравиться. Но теперь он узнал, какой я на самом деле.
Может, оно и к лучшему. Ведь это могло ему во мне понравиться – как мне нравилось то, что в нем этой черствости не было.
Мы стояли, глядя на птичью могилку.
– Спасибо, – сказал он.
– Не за что, – отозвался я.
Я понимал, что он хочет побыть один.
– Слушай, – шепнул я, – увидимся завтра.
– Сходим в бассейн, – предложил он.
– Ага, сходим.
По его щеке текла слеза. В ней, как в реке, отражалось закатное солнце.
Интересно, каково это, – думал я, – быть парнем, который плачет из-за смерти птицы.
Я помахал ему на прощание. Он помахал в ответ.
По дороге домой я думал о птицах и о смысле их существования. У Данте был ответ. У меня нет. Я понятия не имел, зачем нужны птицы, потому что никогда раньше не задавался этим вопросом.