Итак, если бы я мог добраться до Аристотеля в определенный период его деятельности, я бы, вероятно, смог подтолкнуть его в нужном направлении.
Когда это следовало сделать? Очевидно, тогда, когда он был еще молод. Но всю свою молодость, от 17 до 37 лет, Аристотель провел в Афинах, слушая лекции Платона. В мои намерения не входило соревноваться с Платоном, человеком столь могучего интеллекта, что в споре он любого мог заткнуть за пояс. Его мировоззрение было мистическим и антинаучным, и именно поэтому я не хотел, чтобы Аристотель усвоил его взгляды. Влияние Платона было причиной многих заблуждений Аристотеля.
Было бы глупостью появиться в Афинах как в то время, когда молодой Аристотель учился у Платона, так и позднее, когда он возглавлял собственную школу. Я бы не смог выдать себя за эллина, а эллины в те времена презирали иноземцев, которых они называли «варварами». Аристотель же по отношению к варварам был совершенно нетерпим. Это, конечно, недостаток, присущий многим, но афинские интеллектуалы были настроены особенно непримиримо. Кроме того, ко времени возвращения Аристотеля в Афины взгляды его уже слишком бы устоялись, чтобы на них можно было повлиять.
Я пришел к выводу, что лучше всего встретиться с Аристотелем в то время, когда он при дворе македонского царя Филиппа II обучал юного Александра. Аристотель, должно быть, считал Македонию отсталой страной, хотя при дворе и говорили на аттическом диалекте. Возможно, ему надоели македонские землевладельцы, грубовато-добродушные охотники на оленей, и он истосковался по ученым собеседникам. А так как он, вероятно, считал, что македонцы недалеко ушли от варваров, знакомство с еще одним варваром не было бы ему так неприятно, как если бы это случилось в Афинах. Конечно, чего бы я ни добился от Аристотеля, результат зависел бы от кривизны пространства-времени. Я не сказал шефу всей правды. Хотя из расчетов и следовало, что кривизна, скорее всего, положительная, тем не менее стопроцентной уверенности у нас не было. Возможно, мои усилия почти не повлияют на ход истории, а возможно, последствия, подобно кругам на воде, будут распространяться дальше и дальше. В последнем случае существующий мир исчезнет как дым, по выражению моего шефа.
В тот момент я ненавидел существующий мир и глазом бы не моргнул, если бы он исчез. Я собирался создать другой мир, намного лучше, и наслаждаться жизнью, вернувшись в него из прошлого.
Проведенные ранее эксперименты доказали, что я смогу перенестись в древнюю Македонию, задав время с точностью до двух месяцев, а место – с точностью до половины парасанга. В машине времени было устройство, позволявшее переносить путешественника в любое место земного шара, и защитное приспособление, которое помещало его над поверхностью земли в точке, не занятой каким-либо твердым телом. Расчеты показали, что я пробуду в Македонии около девяти недель, а затем буду отброшен обратно в настоящее.
Приняв решение, я тут же взялся за дело. Я позвонил по телефону своему шефу – помните, что такое телефон? – и помирился с ним.
Я сказал:
– Фред, я признаю, что погорячился, но поймите, это мое детище, мой единственный шанс стать, великим, всемирно известным ученым. Я мог бы получить за свое открытие Нобелевскую премию.
– Конечно, Шерм, я все понимаю, – сказал он. – Когда вы вернетесь в лабораторию?
– Ну... э... а как насчет моих сотрудников?
– Я отложил решение на случай, если вы передумаете. Так что, если вы вернетесь, все будет сделано, как мы договорились.
– Вам ведь нужен отчет по проекту А-257? – сказал я, стараясь, чтобы мой голос не дрогнул.
– Конечно.
– Тогда пусть механики не трогают оборудования, пока я не напишу отчет.
– Хорошо, я еще вчера запер лабораторию.
– Прекрасно. Я бы хотел засесть в лаборатории, и чтобы меня никто не трогал, пока я не выдам отчет.
– Вот и хорошо, – ответил он.
Я начал готовиться к перемещению и первым делом купил у театральных костюмеров платье античного путешественника. Наряд состоял из туники, или хитона, длиной до колена, короткого плаща-хламиды, какой носили всадники, котурнов с плетеными ремешками, сандалий, широкополой войлочной шляпы и посоха. Я перестал бриться, хотя у меня было слишком мало времени, чтобы отпустить приличную бороду.
Помимо этого в мое снаряжение входил кошель с монетами той эпохи, в основном золотыми македонскими статирами.
Некоторые монеты были настоящими, я приобрел их у фирмы, торгующей нумизматикой, но большую часть монет я сам отлил ночью в лаборатории. Я позаботился о том, чтобы взять достаточно денег для безбедной жизни в течение девяти недель. Это было нетрудно, потому что покупательная способность драгоценных металлов в античном мире была в пятьдесят раз выше, чем в моем времени.
Я надел тяжелый пояс с кошелем прямо на голое тело. На этом поясе также висело метательное орудие, так называемое ружье, о котором я Вам уже рассказывал. Такое маленькое ружье, как мое, называется пистолет или револьвер. Я не собирался никого убивать и достал бы ружье только в крайнем случае.
Я также взял несколько маленьких приборов, чтобы произвести впечатление на Аристотеля: карманный микроскоп, увеличительное стекло, маленький телескоп, компас, хронометр, карманный фонарик, маленький фотоаппарат, а также некоторые медикаменты. Я собирался показывать эти предметы только с большими предосторожностями. Когда я рассовал все это снаряжение по кошелям и сумкам на своем поясе, оказалось, что я тяжело нагружен. На другом поясе поверх туники висел маленький кошелек с мелочью на ежедневные расходы и перочинный нож.