Мне было достаточно одного мгновения, чтобы оглядеться. Затем мое внимание вновь привлек пахарь. Он что-то говорил, но я не понял ни слова. Правда, он мог говорить по-македонски. Хотя этот язык и можно считать диалектом греческого, но он отличался от аттического диалекта настолько, что понять что-либо было невозможно. Безо всякого сомнения пахарь хотел знать, что я делаю на его дереве. Я изобразил приветливую улыбку и, запинаясь, медленно произнес по-гречески: «Радуйся! Я заблудился и залез на дерево, чтобы найти дорогу». Он снова заговорил, я не ответил, и он повторил то же самое громче, размахивая при этом ножом.
Мы пытались объясниться словами и жестами, но было ясно, что мы совершенно не понимаем друг друга. Пахарь начал кричать, как делают все невежественные люди, столкнувшись с языковым барьером.
В конце концов я указал на отдаленный холм, возвышавшийся над озером, где заметил пятно, которое могло быть городом. Медленно и осторожно я спросил: «Это Пелла?»
«Най, Пелла!» – выражение его лица стало менее угрожающим.
«Я иду в Пеллу. Как мне найти философа Аристотеля?» Я повторил имя еще раз, но по выражению его лица я понял, что ни о каком Аристотеле он и слыхом не слыхивал. Поэтому я поднял шляпу и палку, нащупал под туникой свое снаряжение, чтобы проверить, все ли на месте, бросил землепашцу «Хайре» на прощание и пустился в путь.
Когда я пересек раскисшее поле и вышел на проселочную дорогу, передо мной уже не стояла проблема, что сделать, чтобы выглядеть закаленным путешественником. После спуска с дерева моя одежда была покрыта зелеными и коричневыми пятнами, плащ был порван, ветви исцарапали мне лицо и тело, ноги до колена были покрыты грязью. Вдобавок я понял, что для того, кто прожил всю жизнь, должным образом укутывая чресла в брюки и нижнее белье, античный костюм представляется несколько неполным.
Оглянувшись, я увидел, что пахарь все еще стоит, держась за плуг, и озадаченно смотрит мне вслед. Бедняга так никогда и не понял, кто я такой и откуда взялся. Я шел по разбитой проселочной дороге, на которой между двумя глубокими колеями чередовались камни, грязь и высокая трава.
Я направился в сторону озера и встретил несколько прохожих. Тому, кто привык к оживленному движению в моем мире, Македония показалась бы пустынной и вымершей. Я пытался заговорить с путниками, но столкнулся с теми же трудностями, что и при разговоре с пахарем.
Наконец мимо проехала колесница, запряженная парой лошадей, которой правил плотный мужчина в головной повязке, подобие шотландского кильта, в высоких башмаках на шнуровке. Услышав мой окрик, он притормозил.
– В чем дело? – На аттическом диалекте он говорил не лучше меня.
– Я ищу философа Аристотеля из Стагира. Где я могу найти его?
– Он живет в Мизе.
– Где это?
Он показал.
– Ты не туда идешь. Иди обратно по этой дороге. У переправы через Ботий сверни направо, и эта дорога приведет тебя в Мизу и Китион. Ты понял?
– Кажется, да, – ответил я. – Это далеко?
– Около двухсот стадий.
Я пал духом. Двести стадий – это пять парасангов, или два дня пути. Я подумал, не попытаться ли мне купить коня или колесницу, но я не умел ездить верхом и править лошадьми и не представлял себе, как я этому научусь за короткий срок. Я читал, что в Македонии Аристотель жил в Мизе, но, так как это место не было обозначено на тех картах, которые у меня были, я решил, что это пригород Пеллы.
Я поблагодарил возничего, тот пустил лошадей трусцой, а я отправился в путь. Не буду утомлять Вас подробным описанием моего путешествия. Я не знал, где расположены деревни, и ночь застала меня в чистом поле, я отбивался от собак, меня заживо ели москиты и одолевали другие твари, пока я не нашел пристанища на вторую ночь. Дорога шла вдоль огромных болот, простиравшихся по Эмафианской равнине к западу от Лудийского озера. Несколько мелких речушек стекали с Бермиона и терялись в болотах.
Наконец я оказался вблизи Мизы, расположенной на одном из склонов Бермиона. Я из последних сил тащился вверх по крутому склону, когда шестеро подростков на малорослых греческих лошадях проскакали вниз по дороге. Я отступил в сторону, но, вместо того чтобы пронестись мимо, они придержали коней и окружили меня.
– Кто ты? – спросил меня невысокий юноша лет пятнадцати на чистом аттическом наречии. Светловолосый, он был бы очень хорош собой, если бы не прыщи.
– Я – Зандра из Паталипутры, – отвечал я, называя город Патну на Ганге его древним именем. – Я ищу философа Аристотеля.
– А, варвар! – закричал прыщавый. – Что, ребята, уж мы-то знаем, как Аристотель любит варваров!
Другие поддержали его, выкрикивая оскорбления, похваляясь тем, что когда-нибудь перебьют всех варваров или обратят их в рабов.
Я допустил оплошность, показав им, что разозлился. Я знал, что это неразумно, но ничего не мог с собой сделать.
– Если вы не хотите мне помочь, дайте мне пройти, – сказал я.
– Да он не просто варвар, он еще и наглец! – закричал один из ребят, наезжая на меня лошадью.
– Отойдите прочь, дети! – потребовал я.
– Мы должны его проучить, – сказал прыщавый. Остальные захихикали.
– Лучше оставьте меня в покое, – сказал я, сжимая посох обеими руками.
Высокий красивый подросток сбил с меня шляпу.
– Вот тебе, трусливый азиат! – закричал он.
Недолго думая, я выругался по-английски и взмахнул посохом. То ли молодой человек успел увернуться, то ли его лошадь отпрянула, но я промахнулся. Посох мой пролетел мимо цели и ударил одну из лошадей по морде.
Лошадка пронзительно заржала и встала на дыбы. Всадник, сидевший без стремени, соскользнул с крестца лошади в грязь. Лошадь умчалась.
Все шестеро завопили. Светловолосый, у которого был необыкновенно пронзительный голос, стал выкрикивать угрозы. В следующую секунду я увидел, что его лошадь несется прямо на меня. Раньше чем я успел увернуться, она сбила меня с ног, я полетел вверх тормашками, и животное перепрыгнуло через меня, пока я катился по земле. К счастью, лошади стараются не наступать на мягкое, иначе я был бы растоптан. Я едва успел встать на ноги, как заметил, что остальные мальчишки тоже посылают лошадей прямо на меня.
Рядом росла старая сосна. Я нырнул под нижние ветки раньше, чем лошади налетели на меня, всадники скакали вокруг дерева и вопили. Я с трудом понимал, что они кричали, но услышал, как прыщавый приказал:
– Птолемей! Езжай домой и привези луки и копья!
Стук копыт смолк в отдалении. Я почти ничего не видел сквозь ветки, но догадывался о том, что происходило. Мальчишки не собирались атаковать меня пешими, во-первых, потому что им больше нравилось ездить верхом, да и слезать с коней, ловить их потом им было лень; во-вторых, до тех пор пока я стоял спиной к дереву, им было не так просто добраться до меня сквозь сплетение ветвей, а я мог бы отбиваться от них посохом.
Хотя в своем мире я не казался очень высоким, я был гораздо выше этих ребят.
Но не это сейчас меня волновало. Я услышал имя «Птолемей» и понял, что это один из соратников Александра, который в моем мире стал царем Египта и основал знаменитую династию. Прыщавый юнец, стало быть,
Александр собственной персоной. Я попал в переплет. Если я останусь на месте, то послужу мишенью для стрельбы по цели, когда Птолемей вернется с оружием. Я, конечно, мог подстрелить нескольких мальчишек из своего ружья, что спасло бы меня на время. Но в стране, где власть царя безгранична, трудно рассчитывать на то, что доживешь до старости, убив одного из друзей наследника престола, не говоря уже о самом царевиче. Пока я обдумывал свое положение и прислушивался к голосам нападающих, сквозь ветви просвистел камень и отскочил от ствола. Невысокий смуглый юноша, который упал с лошади, бросил камень и побуждал своих товарищей последовать его примеру. Мне удалось разглядеть, как прыщавый и остальные спешились и стали лихорадочно собирать камни, а известно, что этого добра в Греции и Македонии предостаточно. Камни пролетели сквозь хвою, отскакивая от веток. Один, величиной с кулак, оцарапал мне голень.