детям и жене стабильность в этой по-прежнему чужой для меня стране. Мне казалось, что я все время должен доказывать, что я лучше других, а ведь на самом деле я вовсе не обязан был это делать. Я вдруг осознал себя эгоистом, ведь все, что я делал, я делал для себя, мою жену интересовала вовсе не моя карьера, а я сам. Это состояние длилось два дня и две ночи, во время которых было выпито четыре бутылки, а потом все стало только хуже: я не сдержался и решил написать очередную докторскую диссертацию. Я подумал, что это может сделать меня чуть счастливее, — совершенно идиотская мысль! Но я так зациклился на науке, был так ошеломлен своими научными успехами, что мне казалось, я не имею права упустить момент и должен выполнить обещание, данное мною когда-то маме, — стать профессором. Но для этого я должен был бы вернуться к преподаванию. Пока же меня можно было сравнить с кельнером, который заявляет, что хочет стать одним из лучших водителей, просто потому что обещал это маме.
Кроме того, я чувствовал себя обиженным, поскольку написал хорошую программу, которой пользовалась моя фирма, но за которую я формально ничего не получал. Я добросовестно выполнял свою работу и лояльно относился к фирме, она же в течение четырех лет внедряла мою программу, не получая от этого еще никакой прибыли, поэтому, на мой взгляд, было даже справедливо, что именно фирма стала получать с распространения программы прибыль. Но в то же время мне казалось, что меня обошли при раздаче слонов. Дело в том, что моя фамилия не могла даже упоминаться в связи с программой. Меня страшно огорчало, что имя ее разработчика, пусть даже программа действительно целиком принадлежала фирме, в которой она была создана, нигде не называлось. Я чувствовал себя обойденным и потому решил хотя бы защитить диссертацию на основе этой программы. Эта мысль овладела мною в возрасте сорока лет и через четыре года довела до защиты моей второй докторской диссертации.
Дорога. А пятидесятилетие?
Януш. Пятидесятилетие прошло в совершенно других декорациях и по другому сценарию. Порой мне казалось, что я принимаю участие в чужой пьесе. Это было время, когда я уже жил отдельно: после защиты докторской и того, что в это десятилетие происходило, мне был предъявлен счет, и в конце концов мы расстались с женой. Правда, окончательный разрыв произошел двумя годами позже. Тогда же я чувствовал себя потерянным и не знал, как собираюсь жить, что будет дальше, буду ли жить один, отдельно от семьи. Мое пятидесятилетие как раз совпало со всеми этими грустными раздумьями, но у меня не было ощущения, что я постарел и что действительно начинается какой-то новый период в моей жизни. Видимо, это было связано с моим литературным успехом. «Одиночество в Сети» становилось культовым романом, и уже тогда шла работа над фильмом. Меня оценили, и я испытывал удовлетворение оттого, что моя книга не осталась незамеченной. Но и это, однако, не приносило мне счастья, которое я себе представлял. Снова давала о себе знать погоня за новыми целями: я никогда не умел наслаждаться тем, что имею.
Дорота. И не умел это удержать.
Януш. Да. Нежиться в комфорте, подводя итоги жизни, уподобившись деду на картинке, окруженному внуками и получающему от этого удовольствие, — явно не моя история.
Дорота. А тебе этого мало?
Януш. Мне всегда этого было слишком мало. Кроме того, благодаря происшедшим в моей жизни переменам
я понемногу оказался втянут в ситуацию, над которой не был властен. Мне стали внушать, что я должен писать все новые и новые книги, что обязан больше писать, что от меня этого ожидают. Я все чаще задавался вопросом: кто я теперь, ученый или писатель? И не придется ли мне рано или поздно высказаться в пользу одной из сторон? Я знаю биографии людей, которые все бросили, полностью изменив свою жизнь, начали все с начала в возрасте, например, шестидесяти лет. Такие вопросы тогда возникали, но я отмахивался от них. И чувство вины примешивалось к чувству свершения. Правда, из этой смеси редко когда выкристаллизовывается что-то особенное, чаще мы бежим от всего, откладываем проблему, отодвигая тем самым принятие окончательного решения. В возрасте пятидесяти лет, в 2004 году, я тоже отложил это решение. Я встретился со всеми самыми важными в моей жизни людьми. Организовал празднование в прекрасном ресторане «Розы и Дзен» в Старом городе в Торуни. Ресторан расположен за старинными стенами, где раньше была мусорная свалка. Его хозяйки изменили свою жизнь, будучи известными адвокатами, эти две женщины бросили все, купили старый каменный дом, открыли ресторанчик и благодаря собственным стараниям сделали это заведение одним из лучших в городе. Именно там я и устроил свой день рождения. Пригласил свою семью — и франкфуртскую, и торуньскую. И там я подытожил жизнь в форме мультимедийного шоу, демонстрируя на экране фотографии из детства, из самых важных периодов, путешествий. Мне стало страшно грустно, и я вынужден был покинуть всех, чтобы поплакать в одиночестве. Это было своего рода очищение, эгоистическая жалость к себе. Я не ощутил быстротечности жизни, я по-прежнему чувствовал в себе силу и знал, что у меня появился шанс на реализацию новых идей. Наука стала повседневностью в моей жизни, зато появилась литература, увлекавшая меня неизвестностью. Конечно, я желал повторить успех «Одиночества в Сети». Я бы погрешил против истины, уверяя, что это не так. В 2002 году вышла моя вторая книга, но принята она была не с таким энтузиазмом, как мне хотелось бы. А вторая книга всегда более важна, чем первая. Отдавая себе в этом отчет, я работал над романом «Повторение судьбы». Неслучайным было его название, и также неслучайны в этой книге некоторые герои, не знающие, что делать со своей жизнью. Брат главного героя, являющийся ученым, — фигура, очень похожая на меня. Пятидесятилетие, которое я отмечал в Торуни в «Розах и Дзен», было очень рефлексивным, но не дало мне конкретного ответа, и я все еще не мог решить, что будет дальше, в какую сторону двигаться. В этом состоянии я пребываю и сегодня, три года спустя, меня продолжают мучить сомнения по поводу того, что я хочу делать. Не пренебрегаю ли я порой наукой ради литературы, не станет ли это когда-нибудь слишком очевидным? Пока же, чтобы так не было, я вынужден посвящать как одной, так и другой очень много времени, из чего следует, что у меня его нет вообще, ни для себя, ни для других.
Дорота. Ты чувствуешь, что стареешь?
Януш. Я прекрасно знаю, что происходит с человеком в физическом отношении в это время: в организме начинает преобладать процесс диссимиляции, распада клеток, что в конце концов и приводит к смерти. Это нормальный процесс, и наблюдение за своим телом, которое изменяется по этой причине, не вызывает у меня какого-то особого беспокойства. Генетически у меня с этим нет проблем — я не болен и старость не сулит мне тяжелых