Выбрать главу

***

После трагедии, произошедшей в Баренцевом море с атомной подлодкой «Курск», некоторые изыскатели скрытого смысла в «арийских» текстах вдруг решили, что песня «Штиль» именно об этом, хотя никаких сюжетных привязок к столь печальной истории не существовало. Совпало лишь место действия – водные просторы. Кстати, когда люди впервые услышали «арийскую» «Улицу Роз», многим пришла в голову совершенно неоригинальная мысль – что в ней рассказывается о Жанне д'Арк. Наверное, надо совершенно не иметь ушей, чтобы придти к такому зубодробительному выводу и строить свои теории лишь на совпадении имен или событий.

На самом деле морская тема интересовав нас давно. Говоря «нас», я имею в виду музыкантов и лично себя. Еще в те далекие времена, когда была написана песня «1100», зародилась идея пройтись по всем родам войск, создавая словесно-музыкальные картины развернутых батальных сцен. Каким-то образом, «Дезертир» с альбома «Генератор Зла» (см. дальше) касался сухопутных войск — герой, судя по всему, был пехотинец. Вообще после баталий в небе хотелось, конечно, изобразить нечто брутально морское. Но о подводной лодке и речи идти не могло — сильнее Владимира Высоцкого вряд ли кто-нибудь напишет о погибающих от удушья в морских глубинах парнях.

«Битва на Курской дуге — вот мощь! Танки… Огонь! Горящая земля! И у англикосов с америкосами такого не было!» — вопила я, одушевленная успехом нашей отчаянной песни о летчиках. Может, конечно, какой-нибудь немецкий бритоголовый коллективчик и выдал поклонникам Третьего Рейха молотильную песню о танковом блицкриге Хайнца Вильгельма Гудериана (Guderian) в Польше, Эта песня вполне могла называться «Танки, вперед!», повторяя название мемуаров взятого в плен американцами бывшего командующего 2-й гитлеровской танковой армией.

«Арийцы» же, похоже, отказались от продолжения широкомасштабных песенных операций. Но мне удалось все-таки вклинить Курскую дугу в творение недолго просуществовавшей хард-роковой группы СС-20. Группе отчаянно не везло в раскрутке, хотя и музыканты были довольно сильными, и певица Ольга Дзусова наносила энергетические и вокальные удары с завидной мощью. В неудачах винили предубеждение против двух букв в названии — СС. То, что СС-20 — ракета определенного класса, никто не знал, а шаловливые ручонки так и тянулись изобразить «эс» в виде хорошо узнаваемых эсэсовских молний (вообще-то это не молния, а солярный знак).

Песня «эсэсников» называлась «Фрау Мюллер», исполнялась басистом с весьма распространенной фамилией Тарасов, который до этого ни разу в жизни сольно не пел, и вызвала резко отрицательную реакцию со стороны некоторых наиболее сознательных журналистов. Они увидели в тексте прямой призыв к очередному разжиганию вражды между немцами и русскими, покушение на примиренческие настроения не только перестроечных времен, но и всего цивилизованного мира.

В основе песни, между прочим, лежат подлинные события, случившиеся с одним из моих знакомых длинноволосых обалдуев, отправившихся автостопом в Европу. Пацифик на шее, рюкзачок на горбу, все дела… Дай вообще о «добром» отношении к русским в Германии, тогда еще народной Венгрии или в советской Литве я знала не понаслышке.

FLASHBACK

В Будапеште, помню, мы никак не могли купить билеты на оперу Дж. Верди «Бал-маскарад» с участием заезжей итальянской звезды баритона Пьетро Капучили. Просили у кассира на страшной смеси русских и венгерских слов: «Дайте, пожалуйста, кету билет, Капучили»… «Эть, кету, харум» – раз, два, три — таков был мой скромный набор мадьярской лексики, хотя прожила я в завораживающем обилием черных чугунных королей городе без малого 9 лет. Да еще «ке-сенем» – «спасибо» — и фраза из увиденного уже тогда мультфильма «101 долматинец», переведенного на венгерский: «Дере иде, кутья, дере иде» — «Иди сюда, щеночек, иди сюда!».

Ну, кассир закатывает глаза под потолок оперной кассы: дескать, достали, демоны, билетов на сеньора Капучили давно нет, а тут еще эти русские приперлись, оккупанты проклятые, баритона заезжего им подавай! «Нихт!» — по-немецки рявкнул вреднюга, вернув глаза из положения «закат» в положение «строго по горизонту». Тогда мы применили обходной маневр – выпустили вперед даму, говорившую по-французски. Через секунду четыре билета были у нас в кармане…

Давным-давно в мрачном неприветливом литовском городе Паневежисе (позднее прославившемся своим драматическим театром), где из кранов текла почему-то желтая ржавая вода, двое литовцев утопили нашего солдатика из авиационных частей в бурном весеннем ручье. Отловили его, спешившего в увольнение, у разрушенной школы, навалились сзади, долго держали голову под водой, пока не захлебнулся…

За двумя пятиэтажками, где жили семьи советских военных, стоял покосившийся дом многодетной семьи литовцев… Там, в огромной комнате с мрачными темно-серыми водяными разводами на потолке, с черной паутиной по углам, на грязной широкой кровати лежала умирающая от туберкулеза скелетообразная старуха. Над ее головой пробоиной, готовой принять харкающую кровью странницу в иные миры, чернел огромный католический крест. «Господи, когда же, наконец, придут американцы и выгонят этих русских свиней,» — шептала литовка, с ненавистью глядя на мою мать, которая шила у дочери умирающей красивое шелковое платье. Дочь была портнихой:, а по совместительству — агентессой местной националистической группировки. Она исправно передавала бойцам литовского невидимого фронта все разговоры болтливых жен советских офицеров. Хотя едва ли эти сплетни представляли какую-нибудь ценность…

Рифма в песне «Фрау Мюллер» явно хромала, но в целом получалось весело и зло. Видимо, все-таки во мне заговорили гены, и захотелось хоть как-то отомстить неприкаянным призракам фрицев, убивших в первые дни войны на западной границе дядю Женю, – его заставу сожгли дотла из огнеметов. Дядю Колю убили под Харьковом, там полегли почти все из московского ополчения. Знаю точно: стрелял дядя Коля из рук вон плохо, он почти ничего не видел… В принципе у него была бронь – работал на оборонном заводе, а засунули его в ополчение в последнюю минуту, вместо чьего-то благополучного сынка.

ФРАУ МЮЛЛЕР (группа СС-2О)

Я дошел до Берлина, Сам дошел, на своих двоих, Все было чинно-мирно, Но шепнул мне один мужик:

«Эй, Иван! Ты русская свинья!».

Я зарыл свои пацифик У ворот, где была Стена, – Дедов ген хуже тифа, – И в ответ я сказал ему:

«Эй ты, фриц! Ты сам немецкая свинья!».

Фрау, фрау, Фрау Марту Мюллер Словно ветром сдуло, Фрау, фрау, Фрау Марте Миллюр Вдруг явился фюрер – Йя, йя — И Курская дуга. Фрау – кричать, Немец – бежать, Я – наступать! Я был взят полицаем За попытку начать войну, Но 9-го мая Я сбежал, чтоб выпить их шнапс За себя и нашу страну! Фрау, фрау, Фрау Марту Мюллер Словно ветром сдуло, Фрау, фрау, Фрау Марте Мюллер Вдруг приснился фюрер – Йя, йя — И Курская дуга, Фрау — кричать, Немец – бежать, Я – наступать!

На фоне проигрыша Ольга Дзусова что-то отчаянно верещала по-немецки, то ли фрагменты из зонгов Бертольда Брехта, то ли знаменитое: «Ахтунг, ахтунг! В небе Покрышкин!».

Окончательный вариант

ШТИЛЬ (Дубинин/Пушкина)

Штиль.., Ветер молчит, Упал белой чайкой на дно, Штиль,., Наш корабль забыт, Один в мире, скованном сном.

Между всех времен, Без имен и лиц, Мы уже не ждем, Что проснется бриз.

Штиль… Сходим с ума, Жара пахнет черной смолой, Смерть одного лишь нужна, И мы, мы вернемся домой.

Его плоть и кровь Вновь насытят нас, А за смерть ему, Может, Бог воздаст!

Что нас ждет? Море хранит молчанье, Жажда жить сушит сердца до дна, Только жизнь здесь ничего не стоит, Жизнь других, но не твоя!

Нет, гром не грянул с небес, Когда пили кровь, как зверье, Но нестерпимым стал блеск Креста, что мы Южным зовем.

И в последний миг Поднялась волна, И раздался крик: «Впереди земля!».