– Свои! Не стреляйте.
– Что за знаки на вашей машине? – спросила Фетинья, медленно приближаясь к летчикам.
Чкалов от удивления опустил руки и переглянулся с экипажем. Те лишь недоуменно пожали плечами.
– Какие еще знаки? – переспросил он.
Фетинья дулом ружья повела в сторону надписей на фюзеляже.
Валерий рассмеялся:
– Вы что, читать не умеете?
Подошедшие охотники дружно замотали головами. Но командир экипажа мгновенно нашел выход.
– А ну, Чапай, – обратился он к штурману, – дуй в машину и неси сюда коньяк, который я припас. Эх ты, Санька, еще спорил со мной, не хотел его брать, «лишний груз, лишний груз». Как бы мы сейчас дружбу налаживали?
Майор Еремеев зашел в землянку к радистам, но сегодня дежурил другой связной, потому погнал того за сменщиком: «Одна нога здесь, другая там. Не будет через пять минут на месте – оба под трибунал пойдете». Солдат пулей вылетел наружу, а Еремеев задумчиво уселся на стул рядом с рацией.
Буквально две минуты спустя вбежал запыхавшийся вчерашний сержант и доложил:
– Товарищ майор госуд…
– Отставить, садись, будем работать.
«Совершенно секретно. Лично наркомвнудел Ежову. Сегодня гидроплан пограничников обнаружил на острове Удд самолет «АНТ-25» с незначительными поломками и экипаж в полном составе. Как выяснилось, с неизвестной нам радиостанции вчера в воздухе ими был получен приказ Орджоникидзе о немедленной посадке. Чкалов чудом приземлился на остров. При посадке никто не пострадал. Штурман Беляков (кличка «Чапай») отправился с пограничниками в Николаевск-на-Амуре докладывать руководству. Жду дальнейших указаний на резервной частоте, боевая группа готова выдвинуться в любой момент в необходимую точку. Майор государственной безопасности Еремеев».
Петропавловск-Камчатский, 1954 год
Майор Берников сидел в своем кабинете, хмуро и недоуменно глядя на гостя из Москвы.
– Какого черта? Я ничего не понимаю. Распоряжение генерала Серова?
– У вас на руках приказ, там все сказано, – лениво ответил сухощавый лысый мужчина и смахнул невидимую пылинку с новенькой капитанской формы, – старший лейтенант Стругацкий поступает в мое полное распоряжение. Вопросов не задавать, полностью и во всем содействовать, форма допуска – один.
Майор, кряхтя, почесал массивный, коротко стриженный затылок и спросил:
– Простите, товарищ капитан, еще раз, как вас зовут?
– Капитан Зафаэль.
– Да, капитан Зафаэль, – после вчерашнего спирта голова у Берникова раскалывалась, и он никак не мог до конца проснуться, – странное имечко, уж простите… я уже стал путать, в чьем подчинении мы находимся. К нам из столицы новости доходят плохо, все эти перестановки в правительстве, ведомственные реорганизации совсем заморочили голову. Генерал-полковник Круглов разве уже не руководит пограничной службой?
– Не забивай голову деталями, майор. Ты лучше плесни нам спиртяги.
Берников тяжело поднялся из-за стола. Переваливаясь грузным телом с ноги на ногу, словно медведь, двинулся к шкафу. Достал оттуда пару граненых стаканов и графин с чистейшим «авиационным» спиртом, которым регулярно снабжали вертолетчики.
– Закусишь?
Зафаэль помотал головой:
– Я ж не мальчик тебе, фронт прошел. Не трави душу, наливай.
Они молча выпили, и Берников наконец ощутил, что голову стало отпускать. Посмотрев на капитана, подумал: «На покойника похож, вылитый покойник, даже кожа синяя. Может, тоже по дороге перебрал?»
– Давай на «ты», Зафаэль, не знаю, как тебя по имени-отчеству?
– Просто Зафаэль. Мы уже. – Тот усмехнулся тонкими губами.
– Так вот. Аркаша – мой хороший друг. Если нужно «мясо», так и скажи, дам толковых службистов, есть нормальные боевые ребята. Но его на смерть посылать не хочу. Я ведь вижу, что вы не к теще на блины собрались.
– Верно, не на блины. Но и ты не ссы, майор, не мальчик ведь. Ничего с ним не случится. Считай, что это будет небольшое приключение для старлея. Верну твоего друга в целости и сохранности.
В землянку решительно постучали. Аркадий натянул на помятую со сна голову одеяло, сипло крикнув из-под него:
– Идите в жопу!
Дверь приоткрылась, и в комнатушку заглянул вестовой.
– Товарищ старший лейтенант, вас Берников срочно к себе зовет.
«Охренели совсем. Война, что ли, началась?» – подумал, но въевшаяся за годы службы армейская выучка делала все сама. Не успел додумать мысль, а портянки намотаны, ноги в сапогах, и уже подтягивает на себе ремень. Тридцать секунд, и старший лейтенант Стругацкий был готов, лишь густые черные взъерошенные волосы выдавали в нем только что проснувшегося человека.