– Что там случилось, не знаешь? – спросил он вестового, быстро умываясь и причесываясь. – У меня ведь еще день отпуска остался, я вчера из Ленинграда вернулся, мать их за ногу.
– Никак нет, товарищ старший лейтенант. Сказано только срочно явиться.
Аркадий вслед за бойцом вышел из землянки. Кругом, насколько хватало взгляда, виднелись лишь сопки за густыми зарослями каменных берез, нависавших над такими же, как у него, землянками.
– Старший лейтенант Стругацкий по вашему приказанию прибыл, – доложился Аркадий и только тут заметил в кабинете Берникова незнакомого человека в форме капитана. Тот пристально разглядывал его большими белесыми, словно выцветшими, глазами.
Сплюснутое лицо с синеватым отливом вызывало дурноту, поэтому лейтенант предпочел повернуться в сторону начальства.
«Не часть, а какой-то пьяный притон, – подумал Зафаэль, – все с утра перегаром на километр воняют. Хотя что им еще в этой дыре-то делать, кроме как пить?»
– Аркадий, с тобой побеседует капитан Зафаэль, он по твою душу. Ничему не удивляйся, приказ командования.
Гость не стал ходить вокруг да около, сразу перешел к сути, проскрипев:
– Говорят, вы знаете японский?
– Так точно, – ответил Стругацкий, – окончил Институт военных переводчиков.
– Хорошо язык знаете? – уточнил капитан.
– Прилично, не жаловались.
Зафаэль встал, подошел к Аркадию. Посмотрев пристально своими бельмами ему в глаза, сказал:
– Собирайтесь. Вещей, кроме белья и мыльнорыльных, не брать. Вас обеспечат.
– Слушаюсь, – отрапортовал лейтенант, взглянув мельком на Берникова. Тот кивнул ему, а Стругацкий, развернувшись к выходу, подумал: «Ну и дела. Неужели сбылась мечта идиота? Я наконец увижу Японию?»
Москва, 1938 год
– Скажи, дорогой, на кого ты все-таки работаешь?
Глаза Сталина сверкали желтыми семафорами, прокуренные зубы скалились, как у дикого зверя. Он стоял, опершись руками о стол, и с гневом буквально выплевывал слова в лицо Кнопмусу.
Тот спокойно достал платок, демонстративно вытерся, брезгливо отбросил его в сторону.
Заметил:
– Не стоит со мной разговаривать в подобном тоне.
Сталин яростно стукнул по столу так, что часть документов и вещей полетели на пол, а чернила выплеснулись на зеленое сукно.
– Это я решаю, в каком тоне с кем говорить. Я! Что ты мне недавно говорил про Хранилище, а? – вкрадчиво зашептал он. – Напомнить тебе? Ни мне лично, ни партии, ни стране вы не угрожаете! А что вчера была за акция?
– Какая акция? – удивился Кнопмус.
Сталин зло махнул рукой:
– Не надо, не надо. На взлетном поле.
– Иосиф Виссарионович. Только в моем, а вернее, в распоряжении Хранилища около ста подконтрольных аэродромов. И это – лишь по Союзу. Сколько по миру, позвольте, умолчу. Конкретизируйте, с чем связана столь необычная для вас вспышка гнева.
Вождь почувствовал, что переборщил.
Внутренне выдохнув, сел, помолчал пару минут, ожидая, когда перестанет трясти от бешенства. Затем, уже взяв себя в руки, наклонился и поднял упавшую трубку. Набив и раскурив, пыхнул дымом, собрался с мыслями.
– Что было в Тушине вчера, знаешь?
– Конечно. «И-180» Чкалов должен был испытывать. Испытание прервали.
Сталин вновь не выдержал и уже второй раз сорвался, стукнув кулаком по столу:
– Кто?!
– Ну уж, во всяком случае, не я. Если помните, в этот день ваши же научники слушали мою лекцию в химической лаборатории. Кстати, из пятнадцати человек там было только десять ученых, остальные – чекисты Берии. Спросите у них.
– Спросим, Юрий Альфредович, уже спрашиваем. Все арестованы. А этот, как его, – Сталин изобразил забывчивость и щелкнул пальцами, – такой мутноглазый и бледнолицый убийца?
– Зафаэль? Ну что вы. Во-первых, он не убийца. То, что по вашей же, кстати, просьбе иногда проводит вивисекцию среди партийного аппарата – так только потому, что не считает этих особей за людей. Он – крупный ученый, у него свои интересы в данных акциях. А во-вторых, видимо, плохо умеете допрашивать. Зафаэль был в лаборатории вместе со мной. Еще вопросы?
Уже полностью успокоившись, вождь сидел в кресле, откинувшись на спинку, и мирно дымил в потолок. Уняв приступ паники, накативший еще вчера, с улыбкой сказал:
– Простите, товарищ Кнопмус. Немного погорячился, кавказская кровь, знаете ли. Если не затруднит, расскажите, что же там в итоге произошло.
Абрасакс с ухмылкой спросил:
– Неужели письмо от Берии вам не доставили? Ай-ай-ай. Наверное, секретарь виноват, потерял.