Тишина.
— … снова читает рэп и, вроде бы, даже доволен. Публика его любит, а к большим деньгам мы привыкнуть не успели. Взял псевдоним «Рыжезадиус», говорит, лучше рифмуется…
Тишина.
— … окончательно главный. В амплуа «играющего режиссера». Табакси с ним постоянно ругается, но больше из принципа, потому что на его место не претендует. Лучше Пан, чем…
Тишина.
— … Мастера Полчека не хватает. Пан старается, но он не драматург. Пытаемся переделывать старые пьесы, но выходит так себе. Голиафы бешено популярны, но недовольны репертуаром и…
Тишина.
— … надеются на Жерло. Да, в прошлый раз нас там хорошо приняли, но я не стала бы рассчитывать на такой же успех сейчас. Такой вот пессимизм…
Тишина.
— … заболталась. Прости, если мешаю тебе спать, но я ужасно соскучилась, и мне немного грустно. Мои уши передают привет твоим пяткам. Пока, дорогая подружка!
Завирушка ещё немного подождала, убеждаясь, что это было последнее сообщение, вздохнула, поняв, что ей тоже не хватает весёлой гномихи. В конце концов, улеглась в постель и тут же уснула.
* * *
— Сидус не примет вас, — равнодушно заявил эльф.
Его холодное правильное лицо без возраста отмечено татуировкой изгнанника, причём столь древней, что Вар не взялся бы определить, какой Дом выразил так своё недовольство. Несводимая магическая татуировка — жестокое наказание для долгоживущих, но этот эльф ничуть не утратил присущей им спеси и той особой презрительности, с которой они относятся к метисам своей расы.
— Почему? — Вар из тех полуэльфов, которые не гордятся эльфийской кровью, и сразу начинает закипать. — Я, знаете ли, не последний человек в Альвирахе.
— Сидусу безразлично, кто вы. Для него первые равны последним. Сидус не примет вас, Вар Архаичный, вы ему не интересны.
Не привыкший к такому обращению Вар бесится, но старается не подавать виду.
— И что же может заинтересовать Сидуса Невольника? — спросил он мрачно.
— Откуда мне знать? Предложите.
— Скажите ему… — Вар поколебался, но потом, решившись, добавил. — Скажите, что у меня дочь Летаны д’Кхузи. И она посильнее матери.
— Ожидайте.
Эльф с тем же равнодушным выражением лица вышел, оставив Вара в пустой полутёмной приёмной, где нет даже стула для посетителей. Вернувшись через полчаса, в течении которых Вар ходил из угла в угол, всё больше и больше злясь, он сказал лишь:
— Приходите с ней.
— И это всё, что вы мне скажете?
— Приходите с ней, и, возможно, Сидус вас примет.
— Всего лишь «возможно»?
— Вы заинтересовали его. Это мало кому удается. Сейчас можете удалиться. К выходу вас проводят.
Вар шагал по подземным коридорам Утробы в полном, но тщательной скрываемом бешенстве, едва сдерживаясь, чтобы не отвесить пинка неторопливо семенящему впереди гоблину-проводнику. Удерживало только то, что самостоятельно найти выход из подземных лабиринтов, которыми источена гора Мозоль, ему вряд ли бы удалось. Войти в них может каждый, а вот выйти удаётся не всем. «Что этот Сидус себе позволяет? — думал он злобно. — Вар Архаичный вам не мальчик на побегушках!» Однако в глубине души полуэльф понимал, что условия ставить не время. «Ничего, однажды я займу своё давно заслуженное место в Доме Теней и тогда смогу говорить с Полусловом иначе, — утешал он себя, — а сейчас мне нужны союзники. Любые».
— Отсюда прямо, господин, — поклонился гоблин и указал рукой вглубь коридора. — Никуда не сворачивайте и выйдете к набережной. Если по дороге на вас кто-то нападёт, можете их убить, это уже не наши.
— Непременно воспользуюсь разрешением, — сказал Вар, прикидывая, не начать ли с проводника.
Убить кого-нибудь после пережитого унижения очень хотелось, но раздражать Сидуса тоже не стоило. Даже такой мелочью, как жизнь какого-то там гоблина. Поэтому он молча направился в указанную сторону, а когда его сочли лёгкой добычей какие-то любители пограбить, то их ждал очень внезапный и очень неприятный сюрприз.
Второй игрок, галантно:
— Мадам, вы были бесподобны! Махнул направо — улочка, налево — переулочек…
Четвёртый игрок:
— Вар Архаичный не достиг бы своего положения, не умея постоять за себя. Но благодарю за комплимент.
Третий игрок:
— Ну почему я совсем не умею драться? Как ни встряну, непременно какая-нибудь зюзьга выходит.
Первый игрок:
— Завирушка полна других достоинств.
— Например?
— Ну… Незамутнённого опытом обаяния юности?
— Тьфу на тебя, дядя! Но мне кажется, что Вар задумал про Завирушечку нехорошее!
Четвёртый игрок, снисходительно:
— Игра покажет, девочка. Можешь, вон, кинуть на проницательность…
— Ну да… Конечно… Сто раз уже кидала! Но вы все такие хитренькие, продуманные и ушленькие! Одна Завирушечка-лопоушечка ото всех страдает!
Первый игрок:
— Какие твои годы, племяшка! Успеешь ещё прокачать своё хитропопие. И в игре, и в жизни.
— Бе-бе-бе!
*Третий игрок показывает первому язык.*
— Я в вас не ошибся, — сказал Спичке кованый. — Вы очень жёсткий переговорщик.
— Это ты ещё меня в драке не видел, — фыркнула дварфиха в пивную пену. — Но, раз ты здесь, то я не зря старалась. Хотя эль тебе, похоже, заливать некуда.
Она покосилось на зловещее лицо кованого, где вместо рта и носа одна вертикальная щель для вентиляции стального черепа. Рдеющие в глубине металлических глазниц красные огоньки вызывают дискомфорт даже у неё, но тут уж ничего не поделаешь — кованых никто не пытался сделать симпатичными, их проектировали как живое оружие.
— Да, я наконец-то нашёл повод покинуть помещение Консилиума. Пусть даже в таверне мне делать нечего, я рад прогуляться.
— Прости, что разрешение плодиться и размножаться я вам пока не пробила…
— Мы и не ожидали быстрых результатов. Договор о намерениях с «Малым лафетостроительным» сам по себе достаточно перспективен.
— Мне там принадлежит контрольный пакет, так что это было несложно.
— Еще раз повторю, вы удивительно умны и практичны.
— А вы умеете польстить девушке. Но мы встретились не для того, чтобы обмениваться комплиментами. Вы обещали мне некую важную информацию. Я жду.
— Наклонитесь ко мне, это не стоит озвучивать громко…
Спичка неохотно придвинулась к кованому. От его спрятанного под хламидой с капюшоном металлического корпуса исходит приятный сухой жар, как от протопленного горна, слегка пахнет разогретой смазкой и слышен тихий гул гироскопа. Это успокоило дварфиху, всё же испытывающую некоторое расовое недоверие к слишком самостоятельным изделиям кузнечного ремесла.
Выслушав то, что ей сообщил визави, она задумчиво поскребла в бороде и спросила:
— Вы уверены?
— Мой собрат работает бухгалтерским вычислителем в канцелярии Полуслова. Пользователи редко задумываются над тем, что помещённые в нашу общую память данные им больше не принадлежат, и никогда не читают пользовательских соглашений. Удовлетворены ли вы полученными сведениями?
— Это действительно интересная информация, — признала Спичка. — Мы в расчёте. А теперь я, с вашего позволения, удалюсь. Мне надо предпринять в этой связи кое-какие действия.
* * *
— Полчек! Эй, Полчек! Ты там жив ещё или утонул в вине?
— Спичка? Зачем ты так орёшь? — откликается из-за двери страдальческий голос. — Я всю ночь работал, уснул только под утро…
— Работал? Поднимал бокал за бокалом и выливал их в рот? Представляю, как утомился… Но ты мне нужен, так что продери уже глаза.
— Это срочно?
— Срочно.
— Это важно?
— Важно. Хватит там бухтеть, вставай! Я вернусь через пять минуть, и, если дверь ещё не будет открыта, вышибу её.