— Ой-ой, — сказала Завирушка, — Ой-ой-ой. Кажется, ветер меняется. И холодает. И вечереет. И голова кружится. И очень хочется писать. Интересно, когда в амулете кончится заряд, это произойдёт постепенно, и я медленно опущусь? Или…
Девушка вздохнула, вытащила из котомки книжку в тонкой бумажной обложке, из тех, что продаются не у букинистов, а на лотках, и повествуют не о Домах Демиургов и нефилимах, а о любви и приключениях. Она постаралась устроиться поудобнее — насколько это возможно, паря над городом по воле ветров, и раскрыла её.
— «Тайная страсть», — прочитала она. — «История любви красивой, но бедной девушки и могущественного демиурга, скрывающегося под личиной». Наверное, ерунда какая-нибудь. Если амулет отключится внезапно, то последние часы моей жизни пройдут очень глупо и непродуктивно.
* * *
— Обязательно надо было налепить столько золота? — недовольно морщится Полчек, располагаясь в персональной ложе Вара.
— Не нравится? — смеётся тот.
— Мне это кажется пошлым. Но пара бокалов вина примирят меня с даже с таким интерьером.
— Вино сейчас подадут. Это старый имперский стиль, Полчек. В этом зале выступала сама Мья Алепу, и тогда он выглядел точно так же, как сейчас. Несколько режет глаз, согласен, но традиции важнее. Я владелец этого заведения, но, если попробую тут что-то изменить, зрители мне не простят.
— Заложник толпы?
— В определённых пределах. Например, из-за этого я вынужден приглашать всякие сомнительные, но модные коллективы, вроде твоего. Зрители «Коллизиума» хотят видеть то, о чём все говорят, но не хотят менять привычки. Поэтому иногда я приношу уличный балаган в эти древние стены и бросаю его к ногам пресыщенной публики: «Смотрите, вот оно, то самое, о чём судачит толпа. Смотрите и ужасайтесь!» После этого можно с облегчением вернуться к классическому репертуару.
— И как, ужасаются?
— По крайней мере, делают вид. Положение обязывает. Я-то знаю, что многие из них, переодевшись в платье попроще, посещают балаганы Нижнего Архаизма, где не надо изображать хороший вкус, а можно хохотать над пошлыми шутками и любоваться на полуодетых дамочек.
— Эти заведения тоже принадлежат тебе?
— Разумеется. Ты удивишься, но они приносят больше денег, чем этот золочёный имперский сундук. Билет там дешёвые, зато желающих их купить намного больше, а накладные расходы куда меньше.
— Ты всегда был практичен. О, начинают!
Занавес из серебряной вышитой ткани поднялся, открывая небольшую сцену. Несмотря на престижность зала, он невелик — билеты сюда по карману настолько немногим, что даже атриум в Скорлупе вмещал больше зрителей. Зато каждый из них числит себя тонким ценителем искусства.
Не сцене стоит в небрежной позе рыжий табакси в золотистом халате.
— Йоу, публика, — обращается он в зал.
Сегодня вы увидите то, что не видели.
Сегодня вы услышите то, что не слышали.
Сегодня мы для вас подготовили,
то, о чём вас не предупреждали родители.
Эти стены просто гнутся от золота,
под вашими кошельками прогибаются кресла.
Пока за стенами погибают от голода,
Те, чья судьба вам неинтересна!
Конечно, жизнь несправедливо устроена,
и не вы такие, а жизнь такая.
Но наша труппа сегодня настроена,
Выставить всех вас дураками!
Табакси издевательски поклонился и ушёл со сцены, уступая место тройняшкам.
— Смелое начало, — сказал задумчиво Вар. — Полчек, ты верен себе. Выйти на самую высокую сцену Альвираха и смачно харкнуть с неё в зал — в этом ты весь.
— Ты удивишься, Вар, но это они сами.
— Значит, ты отлично их воспитал. В своём духе. Посмотри на этих голиафов, они ещё рот не раскрыли, а я уже вижу, что это лысые уродливые Полчеки.
— Я вижу в зале множество людей,
которые отдали много денег,
чтобы смотреть как лысые уроды,
их будут развлекать на этой сцене, — Шензи звонко пошлёпал себя ладонью по голове.
— В почёте здесь не те, кто развлекает,
а те, кто платит за такое кресло,
где даже жопа чувствует величье,
империи, давно уже почившей, — подхватил Банзай.
— И если б эта жопа научилась
словами выражать своё желанье,
то лопнули бы от её гордыни
у зрителей на жопе шаровары! — издевательски сообщил Шензи.
— Мои сиблинги хотят сказать, — невозмутимо добавил Эд, — что за стоимость билета в этот зал можно было бы месяц кормить всех беженцев с Седьмого Неба, которые сейчас осаждают стены Всеношной.
— Знаешь, — признался Вар, — мне уже самому интересно, как отреагирует публика. По крайней мере антрепренёры не обманули в одном — такого тут ещё не видели.
Зал хранит гробовое молчание, зрители переглядываются, не зная, как реагировать.
— Богатым быть нимало не зазорно,
коль денежки не грабежом добыты.
Мы сами, будем, братцы, откровенны,
бываем рады звону куспидатов, — снова вступил Шензи.
— Однако же нельзя не удивиться,
как часто наша жизнь несправедлива,
одним давая сверх любых желаний,
других лишая средств необходимых, — проложил мысль Банзай.
— И пусть исправить всё несовершенство,
которым мир пронизан, невозможно,
но может каждый в меру пониманья,
устроить жизнь вокруг немного лучше, — закончил Шензи.
— Мои сиблинги хотят сказать, — пояснил Эд, — что гонорар за наше выступление в «Коллизиуме» труппа отдаст на помощь беженцам. Потому что неприлично одним людям получать столько денег, когда другие умирают от голода в паре миль вниз отсюда. А ещё каждый из вас может принять участие в сборе пожертвований. Сейчас Шензи обойдёт вас с ящиком. Любой волен положить туда монетку, мешочек с монетами или ничего. Это совершенно не обязательно, ведь вы уже и так потратились сегодня, купив билеты…
Шензи сбегал за кулисы и вышел оттуда с большим ящиком в мощных руках.
— Прозрачный ящик… Это гениально! — отмечает Вар. — Теперь они будут стараться переплюнуть друг друга.
Эй, приятель, не держись за карман,
клади свой кошель в этот стеклянный стакан!
Не пожалей для людей куспидата,
ты всё равно гребёшь деньги лопатой!
Ты себе купишь вина бутылку,
картину, мирада, на камин копилку,
всё это мило, но мать твою ёж,
Ты ведь без этого не помрёшь!
Те, кто ждёт у ворот приёма,
они реально живут без дома,
им вообще ни на что не хватает,
они без дураков голодают!
Их города снесены катаклизмом,
им не помочь будет полным говнизмом.
Если вы будете над монетами сохнуть,
их дети могут тем временем сдохнуть!