Эрна не считала себя сентиментальной, но вид родового гнезда всегда вызывал у нее прилив теплых чувств. Наверное, потому, что только их она по-настоящему любила: старый дом и его владельца.
Который как раз дал о себе знать.
— Милая, ты далеко? — спросил отец по сети.
— Буду через десять минут, папа, — ответила на вызов женщина и поправила smartverre.
— Ты ужинала?
Он всегда проявлял подобную заботу, до сих пор считал дочь маленькой, не способной позаботиться о себе девочкой. Но Эрна не обижалась, понимая, насколько важны для отца эти глупые на первый взгляд вопросы.
— Да, папа, я ужинала.
— Хочешь искупаться?
— Очень.
— Тогда жду тебя у любимого бассейна.
— Хорошо.
Эрна отключила связь, улыбнулась и стала снимать украшения, чтобы, оказавшись у бассейна — от вертолетной площадки ее домчит электрокар, — с визгом броситься с бортика в воду. Как была — в одежде, деловом костюме, блузке и туфлях, наплевав на идеальный макияж и элегантную прическу. Броситься с бортика в воду, нырнуть до глубокого дна, задержаться и задержать дыхание, наслаждаясь ощущением давящей воды, резко всплыть, фыркнуть, рассмеяться, сбросить жакет, блузку и юбку, оставшись лишь в чулках и белье, поскольку туфли соскользнули еще раньше, перевернуться на спину и добраться до противоположного бортика, улыбнуться сидящему в кресле отцу, вновь нырнуть, проплыть под водой почти весь бассейн, вернуться обратно, выбраться, смеясь от наслаждения, вытереться поданным полотенцем, закутаться в халат и усесться в соседнее кресло.
Что может быть лучше в конце длинного, полного событий дня, чем немного веселого безумия? Совсем чуть-чуть…
Эрна обожала дурачиться, но только здесь, дома, нигде больше. В поместье молодая женщина дурачилась по-настоящему, как в детстве: прыгала в бассейн одетой, дралась подушками, лазала по деревьям… Ее мать умерла, когда Эрне было всего девять, отец так и не женился, не привел в дом чужую женщину и отыскал в своем безумно плотном графике время для дочери: читал ей книги, учил плавать, кататься на велосипеде и… дурачиться, сбрасывая накопившееся напряжение.
— Привет! — прощебетала Эрна, плюхаясь в кресло.
— Привет, милая, — кивнул в ответ отец.
— Мне хорошо.
— Я рад.
— Ты подарил мне целый мир.
— Мы вместе его создали.
— Я прячусь в наш дом, как в Нарнию.
— Неужели за пределами Лонг-Айленда так плохо?
— Нет, просто здесь слишком хорошо.
Она потянулась в сладкой истоме. Он улыбнулся. Ему тоже было хорошо.
Б.Б. Феллер выглядел на удивление молодо: гладкая, свежая кожа, морщины на лице исключительно от улыбок — вокруг глаз, пышные волосы черны как смоль — и благодаря краске налет благородной седины лишь подчеркивает их блеск и силу. Б.Б. дышал мощью мужской зрелости, выглядел на сорок, максимум на сорок пять, и никто бы не подумал, что красивая тридцатилетняя женщина — его дочь.
— Как прошла поездка в Европу?
— Прекрасно.
— Развлеклась?
— Их ночные клубы по-прежнему лучшие в мире, — мягко ответила Эрна, глядя на гладь бассейна. — Европейцы сотни лет культивировали извращения, их мастерство недосягаемо.
— Я ведь просил не дразнить меня подобными выражениями, — напомнил Феллер.
— Извини, папа.
— Я не ханжа, я прекрасно понимаю, что ты сама выбираешь себе развлечения, но не хочу тратить время на их обсуждение, — спокойно продолжил Б.Б. — Мы не настолько часто видимся.
— Увы.
— Согласен: увы.
Интересы Феллера простирались по всему миру, и в последние годы он все больше и больше привлекал к своим делам Эрну, постепенно передавая ей бразды правления империей. Это было умно и правильно, однако платой стали дни и даже недели, в течение которых отец и дочь не виделись, а иногда даже не разговаривали.
— Ты слышал новости?
— Нет.
Он явно солгал, но только чтобы сделать дочери приятное: позволить рассказать важную информацию.
— NYT наконец-то заговорил об Орке!
Б.Б. выдержал паузу и поинтересовался:
— Началось?
В точности повторив реплику, которую Эрна произнесла в вертолете.
— Они больше не смогут его игнорировать, — кивнула молодая женщина.
— Значит, началось.
— С завтрашнего дня я подключу блогеров и остальные новостные ленты.
Б.Б. вздохнул. Не горестно, нет, а как человек, который ждал чего-то не очень хорошего, но неотвратимого, не очень рад случившемуся, но понимает, что иначе быть не могло.