Аркадий Аверченко

Атмосфера веселого творчества и оптимизма, царившая в редакции «Сатирикона», вполне объяснима: и издатель, и редактор, и сотрудники были людьми молодыми. Корнфельду в момент основания журнала было 24 года, Аверченко — 28 лет, Аркадию Бухову — 19 лет, Петру Потёмкину — 22 года… Поэт Саша Чёрный — ровесник Аверченко — очень зримо и иронично воссоздал жизнь редакции в стихотворении «Сатирикон» (1925):

Над Фонтанкой сизо-серой
В старом добром Петербурге,
В низких комнатках уютных
Расцветал «Сатирикон»[19].
За окном пестрели барки
С белоствольными дровами,
А напротив Двор Апраксин
Впился охрой в небосклон.

В низких комнатках уютных
Было шумно и привольно…
Сумасбродные рисунки
Разлеглись по всем столам.
На окне сидел художник
И, закинув кверху гриву.
Дул калинкинское пиво
Со слюною пополам.

На диване два поэта,
Как беспечные кентавры,
Хохотали до упаду
Над какой-то ерундой…
Почтальон стоял у стойки
И посматривал тревожно
На огромные плакаты
С толстым дьяволом-балдой.

Тихий, вежливый издатель,
Деликатного сложенья,
Пробегал из кабинета,
Как взволнованная мышь…
Кто-то в ванной лаял басом,
Кто-то резвыми ногами
За издателем помчался,
Чтоб сорвать с него бакшиш…

А в сторонке, в кабинете,
Грузный, медленный Аркадий,
Наклонясь над грудой писем,
Почту свежую вскрывал:
Сотни диких графоманов
Изо всех уездных щелей
Насылали горы хлама,
Что ни день — бумажный вал.

Ну и чушь… В зрачках хохлацких
Искры хитрые дрожали:
В первом ящике почтовом
Вздернет на кол — и прощай.
Четким почерком кудрявым
Плел он вязь, глаза прищурив,
И, свирепо чертыхаясь,
Пил и пил холодный чай.

Ровно в полдень встанет. Баста.
Сатирическая банда,
Гулко топая ногами,
Вдоль Фонтанки цугом шла
К Чернышеву переулку…
Там в гостинице «Московской»
Можно вдосталь съесть и выпить,
Поорать вокруг стола.

Хвост прохожих возле сквера
Оборачивался в страхе,
Дети, бросив свой песочек,
Мчались к нянькам поскорей:
Кто такие? Что за хохот?
Что за странные манеры?
Мексиканские ковбои?
Укротители зверей?

А под аркой министерства
Околоточный знакомый,
Добродушно ухмыляясь,
Рявкал басом, как медведь:
«Как, Аркадий Тимофеич,
Драгоценное здоровье?» —
«Ничего, живем — не тужим,
До ста лет решил скрипеть».

В «сатирической банде», о которой пишет Саша Чёрный, неизменно присутствовали самые близкие друзья Аверченко — ведущие художники «Сатирикона» Радаков и Ре-Ми, те самые, что поначалу приняли его в штыки.

Аверченко, Радакова и Ре-Ми смело можно сравнить с тремя мушкетерами Александра Дюма. Первый, разумеется, был в компании Д’Артаньяном (лидером), второй — Портосом, третий — Арамисом. Подобно этим героям, которые, если кого-то из них приглашали обедать, приходили все вместе, сатириконцы втроем являлись в ту редакцию, которая предлагала сотрудничество кому-то одному из них.

Алексей Радаков был похож на Портоса даже внешне: очень высокий рост, плотное телосложение. Как и Портос, любивший наряжаться и хвастаться золотой перевязью, Радаков стремился выглядеть эффектно: он носил широкие пальто и широкие шляпы, под которые как-то особенно укладывал волосы, чтобы они выглядывали из-под полей крупными кольцами. Снимая шляпу в помещении, Радаков так подправлял свою пышную шевелюру, что она начинала походить на лавровый венок. Чтобы еще более выделяться на фоне остальных сатириконцев, Алексей Александрович носил пышные «пушкинские» бакенбарды. Однако все его притязания на внешний лоск упирались в одно «но»: Радаков был «человеком-катастрофой». У него постоянно отрывались пуговицы, развязывались шнурки, вместо носового платка выпадала испачканная красками тряпка и т. д. Не удивительно, что и его архив в РГАЛИ такой же «катастрофический»: альбом с фотографиями разваливается на части, сами снимки явно хранились посреди холстов и красок (некоторые по краям покусаны кошкой…).

19

Саша Чёрный описывает место расположения главной конторы «Сатирикона» на набережной Фонтанки, 80.