— У тебя что, голова болит? — сочувственно спросил он.
— Нет, — вздохнула Таня. — Так… А тебе Татьяна нравится?
Игорь Бурыкин слегка задумался, потом неопределенно ответил:
— Так себе. Мелкопоместная.
На этом они расстались. После обеда Таня подошла к своему столику, взяла томик Пушкина и потянула за розовую закладку — оставалось дочитать всего две-три страницы. Она села за книгу, потом резко отложила ее в сторону и виноватым голосом сказала матери:
— Мамуля, включи радио… Читать что-то не хочется…
Человек, победивший природу
Не всегда человек побеждает природу в недрах земли или в прохладных, пропахших химикалиями лабораториях. Иногда это происходит на простом пригорке, около какой-нибудь маленькой, незаметной речушки, на сочной траве и под таким веселым, бесшабашным солнцем, от которого сразу лупится нос.
Именно на таком заурядном месте, которое даже как-то неловко описывать, до того оно похоже на все другие места, залегли под кусты и деревья двадцать три второклассника, шумные и пестрые, как чижи, одетые в майки. От станции прошли целых полтора километра; наиболее физически отсталые элементы уже по дороге завистливо поглядывали на предыдущие пригорки. И теперь все, поощряемые утренним крепким, как старый квас, воздухом, начали раскрывать узелки и чемоданчики с бутылками молока, крутыми яйцами и трогательными бутербродами, которые приготовляют лучшие буфетчики в мире — мамы.
Ели весело, не жалея остатков молока, чтобы вылить их на соседа, или куска яйца, чтобы запустить в жующего под кустом обидчика по дороге. И, вообще, казалось, что пригорку надоело выращивать бледные ромашки и ревматические одуванчики и он зацвел сейчас большими живыми цветами, голосистыми и радостными, как пухлые утята.
Учитель Семен Акимович доедал свой завтрак. Он аккуратно смахивал крошки с больших висячих усов и запивал куски холодным чаем из бутылки, на которой так и было написано на прежней этикетке чернильным карандашом: «Чай».
— Теперь, ребята, займемся природой, — тихим скрипучим голосом сказал Семен Акимович, аккуратно заткнув недопитую бутылку бумажной пробкой. — Девочки, сядьте вот тут, около дерева, мальчики — вот сюда. Петриков, перестань жевать. Прожуй, когда говоришь с учителем. Чего тебе?
— Купаться, — деловито заявил толстый Петриков, с трудом доглотав упрямый желток.
— Купанье — это физкультура, — недовольно процедил Семен Акимович. — Физкультурой займемся в перерыве. Скорее, скорее, ребята. И не шумите в классе.
Из-за кустов подмигивающе выглядывала узенькая, такая аппетитная речка с золотым песком на берегу. Ребята выползли из кустов, наскоро завязали узелки и неторопливо рассаживались: мальчики слева, девочки подальше справа.
— Итак, что мы имеем вокруг себя, дети? — надел большие очки Семен Акимович. — Что, например, ты видишь вокруг себя. Валя Перцова?
Валя взмахнула белыми косицами, добросовестно огляделась и, остановившись на одном из кустов, осторожно заметила:
— Орехи тут будут.
— А я под кустом ящерицу видел, — скромно добавил веснушчатый Ковригин, — зеленая, а сверху желтая.
— Плохо… — укоризненно вздохнул Семен Акимович. — Что мы имеем вокруг себя? Вокруг себя мы имеем: а) растительность, или флору, б) животный мир, или фауну, и в) явления природы… Что ты скажешь по разделу «в», Гудякин?
Гудякин, только что вырывший перочинным ножом жирного дождевого червя, слегка сконфузился и шепнул соседям:
— Подсказывайте, черти… По разделу «в»… По разделу «в» я вижу пернатых… Одна пернатая сейчас сидела на дереве, а Митька Сысоев ее сбил сучком…
— Плохо, — еще раз вздохнув Семен Акимович. — Записывайте. дети. Достаньте бумагу, карандаш, у кого есть — общие тетради… Не теряйте времени, дети. Природа требует детального изучения. Какую ты знаешь фауну, Соня Конопицына?
— Всякую, — тихо зашелестела Соня, — травы, подсолнечники, маргаритки… — И вдруг, встретившись с сухим взглядом Семена Акимовича, прошелестела еще тише: — Зайцы, суслики, кролики…
Семен Акимович грустно покачал головой.
— Не подготовленных к изучению природы на экскурсии брать больше не будем. Петриков, не мешай соседу. Что ты ему говоришь. Петриков?
— Я ничего, Семен Акимович. Я ему говорю — купаться, а он мне говорит — рыбу удить. У Венькина две удочки с собой. Я больше не буду.
Семен Акимович достал из кармана большой блокнот с сизой корочкой и приблизил его к очкам.
— Я тебе говорю — рыбу будем ловить, — восторженно шептал Петрикову его сосед. — Чес-слово. А потом костры.
— Дай честное пионерское!
— На честное пионерское. А потом в «Гори, гори ясно…» будем. А девчонки ягоды собирать будут. Только вечером уедем.
Подползшая к мальчикам Соня Конопицына зашелестела еще раз:
— Дай честное пионерское — за ягоды!
— На. Даю. А потом…
Семен Акимович вложил блокнот в карман.
— Итак, наша программа занятий на сегодняшнюю экскурсию, дети, состоит в следующем: изучение почвы в кратком виде. Более подробно мы остановимся на опылении простейших видов растений для гербариума, остальные учащиеся делятся на группы, которые…
— Васька, опять ящерица! — шепнул наблюдательный Ковригин.
— А ну тебя к черту! — сухо заметил сосед. — Она кто. твоя ящерица, — флора, фауна или явление природы?
— Лопнула, — вздохнул толстый Петриков.
— Кто лопнула? — зевнул Васька. — Ящерица?
— Нет. Купанья лопнула. Цветы наклеивать придется.
Девочки прилежно вынимали толстые общие тетради и искали карандаши.
— Итак, пишем, дети. «В условиях пригородной местности произрастание простейших видов растений, запятая, которое мы наблюдаем, запятая, является…»
— Семен Акимович, — сурово перебил его толстый Петриков, — а мы домой скоро пойдем? Скорей бы уж, что ли!
— В семь тридцать пять. «Является, запятая… Является, запятая…» Тебе что, Конопицына?
— Я прошу меня освободить от занятий. По домашним обстоятельствам. У меня голова болит.
— Принеси завтра записку от родителей. Сядь в сторону и не мешай твоим товарищам заниматься.
На большом, раскидистом дереве робко пискнула птица, прислушалась к голосу Семена Акимовича и замолкла.
Трава перестала быть травой, а стала флорой. Солнце не столько грело, сколько мешало записывать. И даже речка проглядывала сквозь кусты неуютной каемкой, около которой скопились еще не изученные виды прибрежного песка.
Освобожденная от занятий Конопицына успела поймать записку от Петрикова:
«Сонька, теперь бы в школу — здорово! Я для двора придумал одну игру: будто вы, девчонки, антилопы, а мы охотники и вас ловим.
Петриков».
Конопицына сочувственно вздохнула.
Лиза Скворцова
Лиза Скворцова была такая же пухлая, синеглазая и веснушчатая, как и его дочь. Виталий Петрович не раз конфузливо ловил себя на том. что из всего класса, так приветливо встречавшего каждый его приход, он нежнее всего относится к этой ленивой шумной девчурке, ухищряющейся настолько ничего не знать, что даже лучшие, заматерелые подсказчики разводили руками. Несколько раз он давал себе слово быть с Лизой построже, но стоило ему случайно взглянуть на ее недомытые пальцы со следами лиловых чернил, на веснушчатый, вздернутый нос, на веселый пробор между косами, — как у него падало сердце. Ведь только час или два назад, перед своим уходом в школу, он будил такое же синеглазое пухлое существо, поил его чаем с молоком и целовал в пушистые волосы, пахнувшие сном и фиалками.